— Но?

— Но при условии вашей женитьбы на вашей же бывшей супруге Юлие Завьяловой. Брак нельзя расторгнуть год, проживать вы будете в этом доме, в течении года будете являться исполняющим обязанности директора и председателя совета директоров…

— В противном случае?

— В противном случае вам не достаётся ничего. Всё делится поровну между вашей матерью, сёстрами и братом, благотворительность и прочие незначительные пункты.

Я вернулся за стол. Сел. Закурил ещё одну. Фотографию я бросил на пол, отсюда не видно, но все равно я черт побери, чувствую её, словно Юлька оттуда смотрит именно на меня.

За что, подумал я почти равнодушно. За что? Мне с детства ломали хребет выращивая из меня идеального короля своей империи. Не было у меня детства. Не было жизни. Только, блять, цель, как у самурая.

— Они все просрут, — сказал я. — Весь мой труд. На тряпки, наркоту, мужиков, бухло…

— Вы можете жениться на ней.

— Он ненавидел её, - покачал головой я.

— Вряд-ли ваш отец был способен на столь яркие эмоции.

Роберт прав. Отцу было плевать на всех. И на меня тоже. Но вот я ещё не потерял способность ненавидеть. И я ненавидел её. Смешную девчонку двадцати лет, что пришла в мою жизнь обещая так много, дыша счастьем, а в итоге задержалась только на два года, окончательно уничтожив веру во что либо лучшее.

Ненавижу.

2. Глава 2. Юля

Газет я не читала сто лет и не планировала этого делать ещё столько же. Но судьбоносные вести подкараулили меня именно на газетном листе, в который продавщица рынка завернула мне кусок телячьей вырезки.

Я развернула газетный лист, украшенный пятнами крови, бросила кусок мяса в миску и открыла дверцу гарнитура под раковиной, где по классике пряталось мусорное ведро, потянулась к нему со скомканным листом и… остановилась. Знакомая фамилия, до боли знакомая.

Вершинин. Там было написано Вершинин.

— Выбрось, - строго велела я себе. — Не читай эту гадость.

Однако было поздно. Я села на табуретку и развернула газетный лист. Несколько минут вчитывалась в текст статьи, не понимая слов.

— Умер, - тихо проговорила я. — Он умер.

Заплакать бы, от счастья конечно же, но слез нет, ровно никаких эмоций нет вообще. Просто сижу и смотрю на скупые строчки. Рак легких. Даже странно, Вершинин старший никогда не курил и вообще следил за своим здоровьем. Сволочь… Продолжаю читать. Семья безутешна - на этом месте я даже хихикнула. Наверное все они потирают руки в предвкушении дележки наследства. Несколько строк о том, как много Вершинин занимался благотворительностью и сколько добра нёс в мир.

— Дерьмо ты нёс в этот мир, - снова прокомментировала я. — Гори в аду.

Лист следовало выкинуть, но я все читала и читала статью, уже выучив наизусть. Раздались тихие шаги — Дианка. Она остановилась в дверях. На меня смотрит. Не в глаза, нет, Дианка редко смотрит в глаза. Смотрит на испачканный кровью газетный лист, который ходуном ходит в моих руках, от того, что они трясутся мелкой дрожью.

Я скомкала лист и отправила его в мусорное ведро - там ему самое место. Туда бы ещё выбросить все свои воспоминания об этой семье, но к сожалению они ещё свежи в памяти.

— Всё хорошо, Диан, - улыбнулась я. — Время лечит. Оно вылечит все, даже то, что так страшно потерять.

Диана ничего не ответила. Я торопливо убрала кусок мяса со стола, помыла его, порезав тонкой соломкой замариновала в травах и лимоном соке. Такое мясо моя дочь ела, не варёное, не жареное, а запечённое почти без масла, буквально до хруста. Я была рада и этому, плевать, что хорошая молодая телятина стоит, почти как золото, главное ребёнок ест.