А то, что Целестина очнулась — лучшие новости, что пришли за последние две недели. Элька жива! Она выкарабкалась. И даже серое небо над мокрыми крышами тюремных корпусов, что виднелись сквозь железную решётку на современном пластиковом окне, сегодня не казалось зловещим и хмурым.

Адвокат молчал — мне официально передали только письмо, на удивление, пропущенное цензором, хотя моя девочка прошла по краю, написав:

«Тогда я ещё не знала, что это Ты. Тогда и не подозревала, что буду любить тебя так сильно, что всё остальное станет казаться неважным…»

Когда вечером мне вдруг сказали: ко мне — жена, на какую-то долю секунды я даже поверил, что это Женька. Я так невыносимо скучал. Так хотел её увидеть, обнять, вдохнуть её запах. Что, когда громыхнул засов, мозгами понимал — жену не привели бы в камеру, свидания с арестованными в принципе запрещены, только в комнате для краткосрочных свиданий, разделённых стеклом — но сердцем ещё надеялся. Оно взволнованно забилось и… рухнуло вниз.  

— Ты?! — не поверил я своим глазам.

— Я, мой лысый котик, — прозвучал томный голосок, издевательски ехидный и трогательно проникновенный. — Помнишь меня?