– Допустим, ты бы женился на своей леди – я знаю, кого ты имеешь в виду, – эту старую каргу леди С. Как бы вы здорово проводили время! Она вряд ли могла бы поцеловать тебя, не рискуя потерять передние зубы или проглотить их. Ха-ха-ха!
– Леди С.! Чтоб ее повесили! Да у меня могло быть два десятка титулованных леди! И среди них молодые и такие же красивые, как ты.
– Хвастливый негодяй! Это ложь, и ты это знаешь! Красивые, как я! Как ты изменил свою музыку! Ты знаешь, что менея называли «красавицей Бромптона»! Хвала небу, мне не нужны твои уверения, что я красива! Люди, у которых вкус в десять раз лучше, чем у тебя, говорили мне об этом. И ещемогут сказать!
Последние слова были произнесены перед зеркалом, у которого остановилась говорящая, разглядывая свое отражение.
Отражение не противоречило ее словам.
– Могут сказать! – подхватил голос, проникнутый равнодушием, искренним или деланым. – Я бы хотел, чтобы так и было!
– Правда! Тогда так и будет!
– О! Я согласен! Ничто не дало бы мне большего удовольствия. Слава Богу! Мы в стране, где на такие вещи смотрят со здравым смыслом и где развод устроить не только проще, но и дешевле. Так что я не буду стоять у вас на пути, мадам; напротив, сделаю все, чтобы помочь вам. Думаю, мы честно можем сослаться на «несовместимость характеров».
– Та, что с тобой уживется, будет ангелом.
– Поэтому можно не боятся, что тебе откажут; разве что исключат падших ангелов.
– Грязный оскорбитель! Боже мой! И только подумать, что я отдала руку такому недостойному человеку!
– Отдала свою руку? Ха-ха-ха! Кем ты была, когда я тебя отыскал? Бродягой, если не хуже! Это был худший день в моей жизни, когда я тебя встретил.
– Подлец!
Слово «подлец» означает обычно кульминацию спора. Когда оно произносится между двумя джентльменами, то часто ведет к тому, что они показывают друг другу нос. Если слово адресует леди джентльмену, конец бывает совсем другой, хотя в любом случае после этого тема разговора резко меняется. В данном случае разговор вообще кончился.
Ответив восклицанием, муж вскочил и принялся расхаживать вдоль стены комнаты. Жена занялась тем же у противоположной стены.
Молча ходили они взад и вперед, обмениваясь гневными взглядами, как тигр и тигрица в клетке.
Мужчина устал первым. Он вернулся на место, достал из коробки «регалию», зажег и принялся курить.
Женщина, словно решившая ни в чем не уступать, достала свою сумочку для сигар, выбрала тонкую «королеву» и, опустившись в кресло-качалку, закуталась в облако дыма, так что вскоре стала так же невидима, как Юнона в своем нимбе.
Больше они не обменивались взглядами – это вряд ли было возможно, – и около десяти минут царило молчание. Жена молча переживала свой гнев, а муж словно задумался над какой-то тайной проблемой, занявшей его ум. Наконец невольное восклицание подсказало, что он, по-видимому, пришел к решению. Довольное выражение лица, едва различимого в дыме, свидетельствовало, что решение принесло ему удовлетворение.
Достав из зубов «регалию» и развеяв облако дыма, он склонился к жене, в то же время произнеся ее ласкательное имя:
– Фэн!
И форма имени, и тон голоса свидетельствовали, что с его стороны буря миновала. Под влиянием никотина его раздражение улеглось.
Жена, на которую курение тоже подействовало, достала изо рта «королеву»; голосом, в котором звучало прощение, ответила:
– Дик!
– Мне пришла в голову мысль, – сказал он, возобновляя разговор совсем по-иному. – Великолепная мысль!
– В ее великолепии я сомневаюсь. Но смогу лучше судить, если ты со мной поделишься. Ты ведь собираешься это сделать, мне кажется.