- Когда произошла эта трагедия, ваша жена была в платье, в горошек.

- В самом деле? Она сто лет его не надевала.

- Да?.. хм… и вы даже можете описать платье?

Смольнов засмеялся.

- Вы шутите? Вы много можете описать вещей бывшей жены?

- Раньше определено смог бы, - слукавил Ермаков.

Артур Дмитриевич недоверчиво покосился на него, но Ден не сдавался.

- Да вы попробуйте. Давайте я помогу. Какой длинны было платье?

- Ну где-то до колена. Может чуть выше.

- Горох какого цвета?

- Голубое платье в белый мелкий горошек. Это я помню точно. На мой взгляд оно какое-то детское, но ей почему-то нравилось.

- Нравилось?

Смольнов покачал головой, уловив тон следователя, не предвещающий ничего хорошего.

- Да, нравилось, - он сделал ударение на последнем слоге, - Потому что сейчас она его не носит. Значит больше не нравится. Что тут непонятного?

- Да вы не заводитесь, - добродушно воскликнул Ден. – Вы мне лучше скажите, воротничок какого цвета был?

«Ну давай же!»

- Воротничка там точно не было. А вот пояс был.

- Цвет?

- Пояса? – на всякий случай уточнил Смольнов.

«Нет, твоих трусов!»

- Да.

- Розовый. Странное сочетание, но она от него в восторге. Была. Говорила, что я ничего не понимаю в моде.

- Значит, я тоже. Хорошо… я еще буду звонить, заходить, ну и в целом держать вас в курсе. Всего доброго.

«Еще встретимся!»

НИКА

Итак… Она звалась Вероникой.

Вероникой Смольновой, двадцати трёх лет от роду. Её муж Артур Смольнов – оказался известным в городе бизнесменом и просто красавцем, рядом с которым даже дышать получалось через раз, так он был хорош собой.

Тридцатилетний брутальный мужчина, подтянутый и высокий с пронзительным взглядом ярко-голубых глаз, опушённых длинными смоляными ресницами. Темные, почти чёрные волосы и вот эти вот глаза – редкое сочетание, которое наверняка свело с ума не одну женщину.

В принципе эти два факта, ну те, что её зовут Вероника и она замужем, долгое время оставались тем немногим, что ей было о себе известно.

«Слово-то какое… замужем…»

Из больницы выписывалась с облегчением и страхом. Страхом не вписаться в новую жизнь.

В «свою» новую жизнь.

Ника, так называл её муж, из одного стационара переехала в другой, где врачи, наконец занялись возвращением лица куклы «Чаки» в нормальное человеческое состояние. И вот, спустя почти два месяца, она ехала домой.

«ДОМОЙ…»

Муж сильно задержался на работе и смог приехать за ней в частную клинику только к семи.

По пути заехали в магазин. Ника осталась в машине, сославшись на головную боль, и Артур сам потопал в супермаркет, ворча, что теперь он вместо жены вынужден покупать продукты. Сказал вроде в шутку, но чувствовалось не до конца скрытое раздражение.

Но Нике было все равно, как бывает все равно человеку, длительное время переносившему страдания и вернувшемуся в жизнь обычных людей с их обычными заботами, кажущимися такими незначительными.  Ее до сих пор мучали головные боли, от которых темнело в глазах, и сильно тошнило. А еще очень болело лицо.

Иногда Нике казалось, что её лицо – это один сплошной синяк, такая большая гематома, или даже гнойник, нарывающий при любом движении головой.

И тем не менее, жизнь шла своим чередом и нужно было как-то в неё вписаться, и желательно без крутых поворотов.

С аварии прошло больше двух месяцев, и Ника уже успела свыкнуться с мыслью, что вот этот красивый мужчина ее муж. В принципе вполне себе вариант, почему нет? Было бы гораздо хуже, если бы она так и осталась безымянным пациентом без памяти. Ведь могло оказаться так, что у неё и вовсе бы не было никакой семьи и тогда она навсегда могла бы быть забыта всеми и, что хуже всего, самой собой.