– Вы сами виноваты во всем, – продолжал Сюй, обращаясь к зятю, – так что не сетуйте ни на кого за то, что вам пришлось в эту ночь претерпеть. А сейчас я позову свою жену, чтобы она поговорила с дочерью.

Господин Сюй вышел из комнаты. Вскоре пришла госпожа Сюй, которой долго пришлось убеждать и уговаривать Юйну, чтобы та наконец помирилась с мужем.

На следующий день господин Сюй устроил пир в честь своего зятя.

– Женщина дважды не получает свадебных подарков, – заметил господин Сюй, возвращая зятю все его дары. – Вам уже однажды пришлось делать подношения семье Цзинь, и я не посмею принимать от вас ничего.

Мо Цзи стоял, опустив голову, и молчал, а господин Сюй продолжал:

– Вас раньше так смущало низкое происхождение вашего тестя, что вы из-за этого бросили свою жену и преступили законы нравственности. Я же, ваш новый тесть, всего-навсего инспектор по перевозке продовольствия. Боюсь, что эта должность может показаться вам слишком ничтожной и брак с моей дочерью тоже вас не устроит.

Мо Цзи побагровел. Ему ничего не оставалось, как еще раз просить прощения.

В стихах говорится так:

С этих пор Мо Цзи и его жена жили в таком мире и согласии, какого раньше не знали. Супруги Сюй относились к Юйну, как к родной дочери, а к Мо Цзи – как к зятю. Юйну любила господина и госпожу Сюй, как отца и мать.

Тронутый добротой окружающих, Мо Цзи сам стал другим человеком. Он забрал к себе в дом туаньтоу Лаода и заботился о нем до последних дней его жизни. Когда господин Сюй и его жена умерли, Юйну носила трехгодичный траур по своим благодетелям.

Скажу еще, что впоследствии между членами семей Сюй и Мо на протяжении веков были самые дружеские и братские отношения.

В стихах говорится:

Мой рассказ начну с того, что во времена *нашей династии, в годы *Цзя-цзин, на троне восседал мудрый император, ветры и дожди были благосклонны, страна процветала, и народ жил мирно. Но случилось так, что к правлению по недосмотру был допущен коварный царедворец – в результате порядок правления оказался вдруг нарушенным, при дворе воцарился хаос, и положение стало столь опасным, что вся страна чуть не оказалась ввергнутой в смуту. Кто же он, этот коварный царедворец? Это был человек по фамилии Янь, по имени Сун, по *литературному прозвищу Цзеси, уроженец уезда Фэньи провинции Цзянси. Наладив прежде всего отношения с евнухами, человек этот лестью и предупредительностью, усердным отправлением *даосских обрядов и соблюдением постов, а также умелым составлением поминальных молитв, которые подносил императору, заслужил расположение императора, быстро выдвинулся и достиг знатности. Держал он себя чинно и сдержанно, но за благонравной видимостью скрывалась коварная и жестокая натура. Оклеветав и погубив первого министра Ся Яня, Янь Сун занял его пост и обрел такое влияние и силу, что его сторонились и боялись не только придворные, но и те, кто не служил при дворе. Его сын, Янь Шифань, из *гуаньшэна прямым путем выдвинулся на пост помощника начальника Палаты работ. Своей жестокостью сын превосходил отца, но был он человеком не без способностей, обладал широкими познаниями и прекрасной памятью, отличался расчетливостью и сообразительностью. Поэтому Янь Сун охотно прислушивался к мнению сына, во всех трудных и важных делах всегда советовался с ним, и при дворе их так и называли «большой канцлер» и «малый канцлер». Отец и сын творили зло, находя друг в друге поддержку, прибирали к рукам власть, продавали должности и чины. Честолюбивому чиновнику стоило лишь поднести им крупную взятку, попроситься в приемные сыновья и ученики, чтобы тут же получить повышение и важную должность. Не удивительно, что мелких и подлых людишек возле них всегда было полным-полно, а во всех ведомствах и учреждениях сидели их ставленники и верные слуги. Ну а тех, кто был настроен против них, неизбежно настигала беда: чуть что не так – били и ссылали, а допусти они посерьезней проступок – просто казнили, пощады не было никому. Выступить и сказать правдивое слово решались только люди, готовые во имя справедливости пожертвовать собственной жизнью; и если только человек не был настоящим Туань Лунпаном или подлинным *Би Ганем, чрезвычайно преданным императору и отчизне, то он предпочитал смотреть, как дела правления идут прахом, лишь бы не навлечь на себя самого гнев первого министра. В связи со всем этим один безымянный поэт тех времен перефразировал известные детские стихи: