– Не спится мне… – сказал он, приблизившись к кроватке. Достал оттуда Мухаммада. Переложил на пеленальный столик.
Интересно наблюдать, как Саид тщательно вытирает сына влажными салфетками, смазывает кожу кремом, меняет подгузник, переодевает. Ему очень идёт. Ну, наконец, узнает опытным путём, что значит быть папой на деле, а не по факту. И о других детях вспомнит теперь, начнёт принимать активное участие в их жизни, исполнять отцовские обязанности касаемо воспитания, пока не упустил драгоценное время безвозвратно.
– Почему не спится? Что-то беспокоит?
Он хмуро посмотрел в мою сторону:
– Боюсь… – тяжело вздохнул. – Боюсь прикрыть глаза хоть на минуту… боюсь расслабиться… боюсь отпустить ситуацию и не думать, что снова сбежишь…
– Боишься… – повторила за ним, остро чувствуя, как его разрывает на части от боли. Это отзывается во мне ответной волной, бьёт точным ударом в сердце.
– Боюсь проснуться, и всё вдруг окажется искушающим сном, призрачной иллюзией, сладкой ложью и жестокой правдой, недосягаемой мечтой, манящим наваждением… а ты не со мной… Одна лишь мысль, что потеряю тебя опять – сводит с ума, мучает и травит, как будто яд капает на мозг…
«Ничего себе признания» – никогда не слышала ничего подобного в свой адрес. Эти откровения лично мне о многом говорят, вселяя надежду на лучшее: всё у нас получится, ведь оба одинаково хотим простого семейного счастья, достаточно открыться друг другу навстречу.
Поднявшись с тахты, уложила уснувшего Гаяса в кроватку. И подошла к Саиду.
– Никуда я не денусь. Честно, – на нём одни пижамные штаны: прикоснулась к его обнажённому торсу, обрисовывая пальцами контур выпуклых мышц груди и рельеф мощного пресса.
Понимаю, сложно поверить… Какими словами убедить, чтобы развеять сомнения и страхи, унять душевные терзания? Поступками! – да, как бы это желание ни звучало странно. Нужно показать ему, какими бывают отношения между мужчиной и женщиной, доказать, что достоин любви – чего ещё не познал.
«И со своими противоречивыми чувствами разобраться тоже необходимо…».
– Давай отпустим прошлое, забудем обиды и претензии, перестанем оглядываться назад. Есть только мы, наши сыновья, здесь и сейчас. Остальное – неважно, – оба виноваты, каждый из нас внёс «вклад» и натворил ошибок.
Но всё можно исправить! Уверенна в этом.
– Диана… – резко сжал мои плечи. Блуждает взглядом по лицу, – любить тебя невыносимо больно… Смотрю в твои красивые глаза, как бездонные озёра чистейшей голубой воды, и тону в этой губительной пропасти. И одновременно сгораю изнутри от желания: твои прикосновения обжигают меня, словно расплавленный металл или раскалённая лава течёт по венам вместо крови. Что ты делаешь со мной, околдовала, поработила… твоя близость будоражит фантазию, возбуждает, волнует… хочу тебя до одури, до дрожи… из головы не выходишь, постоянно думаю… превратился в одержимого безумца… жить нормально не в состоянии…
– Саид… – такая реакция немного пугает. Лишь бы не сорвался снова. Минимум месяц потребуется на полное восстановление после родов и женского здоровья в целом.
– Твой страх, который отчётливо вижу и чувствую, вонзается под кожу ножами и режет по живому… – он отстранился. Опёрся ладонями на пеленальный столик по обе стороны от Мухаммада. – Я настолько тебе противен? – обернулся через плечо. Хмурит брови.
– Нет, и в мыслях не было, – на подобный разговор не рассчитывала. Впрочем, не стал замалчивать творящееся в душе, поделился переживаниями – уже прогресс.
– Ради детей готова остаться со мной? А будешь ли довольна жизнью? На моих условиях, без права выбора и своего мнения... без привычной свободы и независимости… Покорность во всём, – уточнил, акцентируя внимание на последней фразе.