– Я? – удивлённо приподнимает брови Далия. – Я, мой дорогой, вообще не играю. Я погуляю по магазинам, потом зайду к своим на ужин.

– Я тебе не разрешал видеться с семьёй, – мрачнеет моментально мужчина.

– Ты меня в доме запрёшь? – сразу щетинится девушка.

– Если понадобится, то запру.

– Ну и ладно. Кредитка, – Далия вновь протягивает свою ладонь.

Леон тянется к внутреннему карману висящего на спинке кресла пиджака и, достав из портмоне одну кредитку, отдаёт девушке.

– Ты самый лучший, – фальшиво улыбается она и, схватив кредитку, слезает с колен мужа. Леону моментально пусто и одиноко. Бедра всё ещё горят от ощущения тяжести от девушки, так же, как и ладони, на которых будто её отпечатки.

– Увидимся, когда у меня закончатся деньги, – напевая, произносит девушка и выходит за дверь.

Далия залетает в лифт и, нажав нужный этаж, с шумом выдыхает и опускается на корточки. Чёртов Леон Хан. Девушка не знает, как она продержалась, как не разошлась по швам на его коленях и не превратилась в кучу под чужими ногами. Играть очень тяжело. Играть ту, кому плевать на всё: на то, что была брошена в первую брачную ночь, на то, что вроде бы её мужчина, её муж трахает своего же секретаря, на то, что, возможно, всю свою жизнь она так и останется ни первой, ни второй и даже ни третьей для своего же супруга – невозможно. Но Далия старается. Она сама себе даёт установки, репетирует роль и фальшивые улыбки, утром, чуть ли не воя, натягивает эту покрытую трещинами маску и продолжает изображать бетонную стену, о которую бьются чужие слова, чужие поступки и чужое безразличие. Она бы хотела думать, что бьются и отскакивают. С виду, наверное, это так и выглядит, но то, что стена эта из песка и что каждое слово-стрела достигает своей цели, знает только сама девушка. Она поднимается на ноги, поправляет волосы в зеркале лифта и, глубоко вдохнув спёртого воздуха, приказывает себе быть сильной.

Леон откидывается на кресле и задумывается. Девушка совсем не проста. Леон знает, что это игра и притворство, но всё равно он не ожидал такого. Он ждал чего угодно, но не того, что Далия даже не заикнётся о брачной ночи, не выкажет обиду и не закатит скандал. Так ведь должно было быть. Так бы повела себя любая девушка, которую фактически унизили. А эта, если и играет, то надо отдать ей должное – играет блестяще. Она приехала в офис, поизображала полное взаимопонимание и любовь с мужем и, взяв кредитку, спокойно ушла. Никаких истерик, слёз, обвинений. Далия Канг пустила корни в Леоне, а сейчас, с каждым её следующим шагом и словом, они разрастаются, переплетают все внутренности. Леон улыбается про себя, восхищается девушкой, начинает сомневаться в том, что правильно поступил вчера, и даже немного жалеет. Девушка выглядит шикарно, одета со вкусом, звонко смеётся и соблазнительно улыбается – её хочется невыносимо. Это желание сидит внутри с самой их первой встречи, с каждой новой – всё больше разрастается, превращается в огромный ком, как бы мужчину не разорвало. Потому что Леон сейчас как запертый в клетке лев, за прутьями которой поставили блюдо сочной вырезки, и он тянется, внюхивается, но стальная цепь не даёт вырваться, не даёт проломить эту клетку головой и наконец-то почувствовать её вкус на своих губах, её кровь, смешивающуюся со своей. Пусть даже Леон сам себя на эту цепь и посадил.

Леон думал, он наказал девушку, а Далия ему только что доказала, что тот наказывал лишь себя. Далия – единственный человек в мире, кто заставил Леона сомневаться в себе же.