– А ты?

– А я объявлюсь, когда у хижины Миннинньюа соберется достаточно народу… достаточно, чтобы воины держались от меня поодаль. Тогда то все и узнают правду.

Упершись в колени, Джамайка тяжело поднялся и отряхнул песок с насекомыми со своих леггин. Зевота сводила его рот, но он ее мужественно перебарывал.

– Клятые кости, как же хочется спать…

– Еще успеешь отоспаться в Скальном дворце, – вдохновил его Венчура. – А до тех пор бегай, стучи в вигвамы и хоганы, пробуждай их всех ото сна… Мы спали слишком долго, пятнадцать мучительных зим… Теперь пришла пора пободрствовать…

Джамайка согласно тряхнул головой.

– К вечеру, думаю, всех соберу, – пообещал он. – Сам знаешь, пока все будут в работе, мне и слова не дадут сказать… А тебе лучше переждать до вечера, пересидеть где-нибудь, чтобы не попадаться на глаза людям вождя… Будешь в хижине Куклука Черноротого?

Так называлось тайное жилище на возвышении одной из красных скал, в уютном, спрятанном от случайных глаз углублении. Венчура соорудил его очень давно, из веток и грязи, и постепенно перетащил в него большую часть своего имущества из хогана своей семьи, где его откровенно притесняли и не давали житья. Чтобы пробраться в его тайное убежище, необходимы были ловкие и сильные пальцы, чтобы не сорваться, пока взбираешься по выбоинкам и наростам на отвесной стене. Но такие пальцы были не только у Венчуры.

Ребятня прознала про это убежище, и стала проводить в нем вечера – рисовали углем и соком опунции, хранили наворованное, лишали друг друга невинности, дрались и проливали кровь, испражнялись у порога или отсыпались в дни ссор с родными. Венчуре не хотелось, чтобы кто-то узнал, что это его жилье, поэтому не предъявлял на него прав. Но он додумался разместить в нем бывшее имущество Куклука Черноротого и прочие проклятые предметы, имевшие к нему хоть какое-то отношение – негодяя бросили в яму за серию ритуальных убийств с последующим зверским изнасилованием. Жертвами были детишки.

Матаньян-Юло до поры до времени игнорировал Куклука, пока тот ограничивался лишь ересью, молитвами выдуманному духу и отрицанием Отца – игнорировал даже несмотря на жалобы соплеменников и его паствы. Отмахивался, говоря, что такие заблудшие люди в их священном каньоне порой нужны, чтобы своим примером однажды ярко показать, чем чревато поворачивание спиной к истинному Богу. Тот и показал, да так ярко, что взбешенные от горя люди на какой-то момент поверили в его ложного духа даже больше, чем в Отца – настолько хотели разорвать на куски божество вместе с его последователем. Куклука от линчевания спасли воины, а Матаньян-Юло принял решение забросить юродивого в яму, к другим худшим из худших со всего племени – наверняка, чтобы было кем запугивать непослушных детишек.

Венчура опасался, что незваные гости раскусят его шутку, ведь ублюдок сидел в яме и покинуть ее не мог, но чудо все равно произошло, и следы чужого присутствия в хижине Куклука Черноротого очень быстро сошли на нет. Видимо, подростки допускали, что дух, которому поклонялся этот безумец, ежелунно обращает его в дым, который поднимается со дна ямы и просачивается сюда, где Куклук снова оборачивается человеком и приступает к своим черным делам.

Лишь иногда в гроте появлялась пара-тройка новых похабных рисунков, а от входного порога начинало нести мочой, но стоило Венчуре выставить старые чуни Куклука у стены, а вымазанный в красном соке опунции крик, которым тот вершил однажды свои кровавые ритуалы, подвесить сушиться под сводом хижины, как и эти разовые случаи прекращались. Убежище вновь стало собственностью ее единственного владельца, но недолго – вскоре приключилась другая напасть.