– Идем, – бросил я и отошел от остальных, пока Крис не успел вмешаться и представиться. – Хочу газировки. Будешь?

Она нетерпеливо кивнула. Вместе мы пробрались сквозь толпу, вышли за двери и попали в коридор, оставив шум и суматоху позади.

Мы отошли от зала подальше, и я скормил два доллара торговому автомату, чтобы себе взять «Пепси», а Кензи – «Маунтин Дью». Она благодарно улыбнулась, после чего мы прислонились к стене, наслаждаясь тишиной.

– Итак, – отважилась заговорить Кензи после нескольких ударов сердца и покосилась на меня. – Не хочешь ответить на пару вопросов?

Я ударился затылком о стену.

– Конечно, – пробормотал я и прикрыл глаза. Она не оставит меня в покое, пока мы не покончим с этим. – Задавай свои вопросы. Обещаю, ты будешь разочарована, узнав, насколько скучна моя жизнь.

– Я почему-то сильно в этом сомневаюсь. – Голос Кензи изменился, он звучал непривычно неуверенно, почти нервно. Я нахмурился, прислушиваясь к шуршанию листов блокнота, и вскоре Кензи вздохнула, словно собиралась с духом для чего-то серьезного. – Тогда первый вопрос. Давно ты занимаешься кали́?

– С тех пор как мне исполнилось двенадцать, – признался я. – Это… уже сколько… почти пять лет. Господи, неужели это было так давно? – Я вспомнил первое занятие, как будучи тихим и робким ребенком держал ротанговую палку, словно та сейчас укусит, и ловил на себе пронзительный, оценивающий взгляд гуро.

– Ладно. Круто. Следующий вопрос. – Кензи замялась, затем спокойным, четким голосом спросила: – Как ты относишься к фейри?

Я резко распахнул глаза и от неожиданности стукнулся головой о стену. Из руки выскользнула полупустая банка газировки и со звоном грохнулась на пол, разбрызгивая повсюду пузырящуюся жидкость. Я уставился на Кензи, пытаясь осознать, не было ли у меня слуховых галлюцинаций, и она ошеломленно моргнула и попятилась назад.

– Что? – выпалил я, не подумав и не успев воздвигнуть защитный барьер.

– Ты слышал. – Кензи таращилась на меня, изучая мою реакцию. – Фейри. Что ты о них знаешь? Зачем они тебе?

Шестеренки в моей голове закрутились. Фейри. Она знала. Откуда – я понятия не имел. Но ей нельзя продолжать свое интервью в таком духе. Нужно все прекратить прямо сейчас. Тодд уже влип из-за них в большие неприятности. Возможно, его правда не стало. И меньше всего мне хотелось, чтобы из-за меня с лица Земли исчезла и Маккензи Сент-Джеймс. Если мне придется притворяться грубым и жестоким, то так тому и быть. Лучше так, чем альтернатива.

Выпрямившись, я выдавил ухмылку, и мой голос внезапно стал сухим, полным ненависти.

– Воу, тебе вчера не стоило курить. Похоже, был перебор. – Я скривил губы. – Ты себя вообще слышишь? Что за дурацкий вопрос?

Кензи сурово посмотрела на меня. И, перевернув несколько страниц, протянула мне блокнот, где предварительно подчеркнула красными чернилами слова «чары», «Благой Двор» и «Неблагой Двор». В памяти всплыло то, как она стояла за трибунами во время моей стычки с жутким прозрачным фейри. У меня в который раз свело живот.

– Я журналистка, – произнесла Кензи, пока я осмысливал происходящее. – Слышала, как ты говорил с кем-то в день исчезновения Тодда. Найти информацию не составило труда. – Она захлопнула блокнот и с вызовом посмотрела на меня. – Подменыши, волшебный народец, канун Дня Всех Святых, Летний и Зимний Дворы, добрые соседушки. Я многое изучила. И когда сегодня днем позвонила Тодду домой, выяснила, что он все еще не объявился. – Кензи беспокойно откинула волосы. – Что происходит, Итан? Вы с Тоддом состоите в какой-то языческой секте? Ты ведь не веришь в фейри, правда?