Вне поля боя они выполняли роль личных охранников графа Тирра, занимались его поручениями.

– Лорд Тирр, – произнес воитель ‒ украшенный шрамами бывалый солдат, – граф желает вас видеть. Немедленно.

– Прошу простить меня, Коннор, – вздохнул я.

Но тот лишь понимающе прикрыл глаза, мол, сам такой, все понимаю. Если отец зовет – нужно идти.

Покидать шумный зал с веселыми и слегка пьяными людьми ‒ место, где царила атмосфера праздника, мне совершенно не хотелось.

Тем более когда я знал, чем мне грозит беседа с отцом.

Но все же я шел в приподнятом настроении, дав себе обещание, что как бы отец на меня ни орал, чем бы ни грозил, я буду сохранять невозмутимость и спокойствие. Пусть знает, что напугать меня или сломать не выйдет.

***

Отец, как обычно, сидел за столом в своем кабинете. Я здесь бывал нечасто, и это место мне не нравилось. Там всегда казалось, что все вокруг давит на тебя: и старинные шкафы, забитые монументальными трудами ученых и философов прошлого; и потемневшие от времени мягкие кресла, прошедшие через множество реконструкций и служившие нашей семье на протяжении многих веков; и темный, тяжелый, похожий на гроб рабочий стол отца, как всегда заваленный бумагами.

Отец, читавший какой-то документ, даже не оторвался от него, когда я вошел.

Как и должно, я стал напротив стола, заложил руки за спину и замер в ожидании, пока отец соизволит обратить на меня внимание.

Но он не спешил это делать – продолжал читать документ и лишь изредка стучал пальцами по поверхности стола.

Эту его привычку я помню с самого детства. Отец, когда размышлял, всегда тарабанил пальцами по столу, но учитывая, что пальцы, как и вся левая его кисть, были протезом или, скорее уж, роботизированной конечностью, звук ударов был глухим и тяжелым.

Отец никогда не рассказывал, как он потерял руку, но от ветеранов, старых воинов, покинувших службу в «Волчьей стае», я слышал несколько историй о том бое. Еще и Рикар частенько пугал меня страшилками, что отец, когда очень злился, хватал провинившегося этой рукой за шею, а затем его пальцы с легкостью раздавливали горло, ломали позвонки…

Может быть, из-за этого я так боялся этого звука, этих глухих ударов металлических пальцев по старому, покрытому многими слоями лака дереву. А еще именно эту дробь я слышал перед тем, как отец объявлял мне наказание.

Детские воспоминания нахлынули внезапно, и я вновь почувствовал себя маленьким мальчиком, нашкодившим и пойманным на горячем, который теперь стоял здесь в ожидании, пока отец решит, что делать дальше.

Отец вдруг перестал барабанить пальцами, отложил документ и вонзил в меня свой пронзительный, оценивающий взгляд.

– Сегодня ты получил желаемое?

Я разглядывал его лицо, пытаясь понять, насколько он зол, но так и не определив степень раздражения, не стал раздражать его еще сильнее своим молчанием и кивнул.

– Кажется, ты кое-что забыл сделать?

То, что должно было звучать как вопрос, звучало как утверждение или, скорее, обвинение.

Отец ждал, что я начну оправдываться, но я этого делать не стал.

– Что же? – с вызовом глядя ему в глаза, спросил я.

– Ты должен был принести клятву асессора!

– Насколько мне известно, клятву приносят добровольно и по своему желанию.

– А у тебя, значит, желания нет?

– Нет.

Наступила гробовая тишина, а затем вновь послышалась барабанная дробь. Отец глядел на меня, будто целясь, будто пытаясь взглядом просверлить меня.

– Тебе известно, какая у нас имеется проблема с домом Штерн? – спросил отец, продолжая неотрывно глядеть на меня.

– С домом Штерн? Насколько знаю, с ними у нас нет проблем. У дома Кракалис есть, между ними давние территориальные споры и…