– Вот как? А почему?

– Матрос едва пришел в себя, программист в коме, а девочке только десять лет и она, можно считать, никогда не видела чужих людей, вы можете ее напугать.

– Значит, их трое? – глаза у Греты загорелись. – Матрос, программист и девочка. Ах, как интересно!

«Ну почему я такой слабовольный осел? – Альфред в глубине души страдал, как узник в пыточной. – Убить ее мало».

Так вот, страдая и мысленно обзывая Грету распоследними словами, Краузе вел ее прямиком в изолятор, нарушая разом и все инструкции, и положения служебной этики, и для комплекта – обещание, данное доктору Хиршу. По совокупности прегрешений старшего инспектора впору было ссылать на двести пятьдесят седьмой уровень, рядовым в охрану политической тюрьмы «Шварцлюфт».

Лазарет карантинного сектора состоял всего из трех небольших помещений, в которых толкались локтями человек десять. Когда Грета, сунув нос в переполненный отсек, замешкалась, у Альфреда мелькнула обнадеживающая мысль, что фрау Нессель передумает, но чаяния инспектора оказались напрасными. Грета втиснула пышные формы в узкую дверь лазарета и решительно направилась к собственно изолятору.

На пороге она нос к носу столкнулась с доктором Хиршем.

– Вы куда? – как обычно, глядя исподлобья, спросил Хирш.

– Сюда! – журналистка попыталась отодвинуть досадную помеху с пути, но доктор, несмотря на малый рост и обманчивую пухлость фигуры, оказался крепким, просто каменным мужчиной. Фрау Нессель навалилась всеми своими килограммами (даже в условиях пониженной гравитации Эйзена вес у нее зашкаливал за девяносто), но Хирш устоял.

– Сюда нельзя, – спокойно заявил доктор. – Краузе, что это за фрау-бульдозер?

– Как?! – Грета задохнулась от возмущения и густо покраснела (на этот раз не по заказу). – Как вы смеете, жалкий, плюгавый докторишка?!

– Оригинальное ругательство, – Хирш поморщился и провел ладонью по лысине. – Вы забыли сказать «плешивый». Плюгавый и плешивый коновал. Обычно меня обзывают именно так. Краузе, я жду объяснений. Вы обещали абсолютную изоляцию, ну и где она?

– Это фрау Нессель, журналистка «Армейской газеты» и супруга замминистра вооружения.

– Понимаю, – доктор взглянул на Грету в упор. – Крученая штучка. Выведите ее вон, Краузе. Оздоровительные клизмы для элиты у нас по вторникам.

– Я… – Грета была явно растеряна. Никто на Эйзене не смел обращаться с ней так беспардонно. – Я корреспондент центрального издания! Я буду жаловаться министру здравоохранения!

– Хоть канцлеру, – Хирш указал на дверь. – День пресс-конференции пока не назначен. Когда я разрешу пациентам пообщаться с журналистами, Краузе сообщит вам в первую очередь, фрау… Нессель. Всего хорошего.

Альфред почти витал в облаках, периодически ныряя в молочную реку с кисельными берегами, а затем снова взмывая к теплому солнцу. Такого блаженства он не испытывал давно. Очень давно. Доктор Хирш на глазах у Краузе превращал в реальность давнюю мечту тысяч униженных и растоптанных каблуками Греты эйзенских мужчин. Да и женщин тоже. Этот хмурый толстяк с немодной лысиной и в нелепом белом халате поверх цивильного костюма поставил фрау Кошмарный Сон на место. Наконец-то нашелся тот, кто вывинтил взрыватель у этой напомаженной торпеды, кто разоружил и спешил этого бронированного риттера в юбке. Жаль, что не надолго. Грета непременно вернется, причем с какой-нибудь индульгенцией от министра здравоохранения или от шефа ГСП, а быть может, и от самого канцлера, за ней не заржавеет, и уж тогда не поможет никакой Хирш и даже Штраух. Фрау Нессель допросит всех, кого пожелает и вообще наведет в лазарете свой Великий Порядок.