А хорошо! Свежо и бодро! Не защищенные пятком нижних юбок ноги покрылись пупырышками размером с горох. Размышляя о легинсах в начесе, я пристроилась рядом пышной кухаркой, одарившей меня куском хлеба, и наблюдала, как через двор к соседнему с кухонным крыльцу уверенной упругой походкой движется канцлер дор Лий. Темно-зеленый плащ, подбитый коротким черным мехом, зловеще развевается, уши и подбородок побелели от холода, глаза горят, на щеках легкий румянец — просто чудо, как хорош! Поймала себя на том, что стою в толпе восторженных дам всех возможных возрастов и комплекций с таким же придурковатым выражением умиления на лице. Мысленно отвесила себе профилактического леща, скривилась и тут на меня посмотрели. Инстинктивно юркнула за широкую мясистую кухаркину спину, но Толик уже взял след и целеустремленно порысил в моем направлении.

Кухонная челядь бодренько втянулась обратно в помещение, оставив меня на растерзание вредному советнику.

«Будешь орать, еще и рот завяжу», — вдруг вспомнилось мне сказанное в полутьме хрипловатым голосом, а визуальный ряд дополнился Венианом в латах и пушистых розовых тапочках. В голове снова что-то загудело, кувыркнулось, и оказалось, что мерзкий Толик уже отбуксировал меня к другому крылечку и почти в дверь пропихнул.

— Что за карусель у меня в голове! Опять твои чудеса на виражах!

— Пить меньше надо! — отозвалось это высокопоставленное хамло, подхватило меня под руку, прогарцевало через небольшой зал, свернуло в коридор и впихнуло меня в… кабинет. Дверь грохнула, я подпрыгнула и обернулась. Анатоль стоял, скрестив руки на груди с таким грозным и суровым видом, что не по себе стало.

«Я ужас, летящий на крыльях ночи!» — сходу выдало подсознание. Я ни при чем, это все от стресса. Просто, когда мне чуточку страшненько, меня всегда на «ха-ха» пробивает, и дурь всякая в голову лезет. И нет, не смешно мне ни капельки, а то, что рот до ушей разъезжается, так паника явление стихийное и контролю разума поддается слабо.

Анатоль продолжал буравить меня взглядом, я тихо истерила. Еще минута и начну громко. Канцлер отмер, обошел меня по дуге, как буйно помешанную, от которой не пойми чего ждать, по пути сбросил верхнюю одежку на кресло и снова примерз, только теперь у окна, свет выгодно обрисовывал силуэт, оставляя странно изменившееся лицо в тени. А, нет, показалось.

— Как ты это сделала?

— Что именно? — решила уточнить я, поскольку сегодня еще ничем особенным отличиться не успела, кроме как горничную в обморок уложить и научить придворных дам бутеры делать.

Сплетенные кренделем руки развернулись, и одна из них патетически указала на заснеженный двор за окном.

— Принц, вы так затейливо шутите, что я никак не пойму, в чем соль?

— Могу еще перца сыпануть для бодрости и стимуляции мыслительного процесса! — в низких обертонах канцлера послышалось угрожающее горловое рычание, напомнившее мое детское приключение с чужой дворовой дворовой псиной, от которой я в панике спасалась на ржавой горке, и утробно рокочущий харлей одновременно.

— Это не я, честно, — тихонечко отмазывалась я, пятясь к двери. — Не была, не состояла, не привлекалась. Что было, что будет, чем сердце… Прости-прости, просто страшно очень.

Анатоль приближался, дверная ручка выскальзывала из-под руки… В дверь загрохотали. Я юркнула в сторону, а в кабинет просунулась лысая как колено голова с встопорщенными усами и поинтересовалась:

— Обед суда подавать, ваша милость? Или в залу пройти изволите?

Было бы глупо не воспользоваться шансом, и я рванула на выход. Серая накидка Молин, осталась в руке пытавшегося воспрепятствовать моему побегу мужчины. Туфли уже есть, теперь вот шалька, так, гляди, гардероб и соберет.