– Кого? – переспросила она. – Лену? Это, наверное, из тех, кто жили здесь прежде…

И это «прежде» прозвучало как «давным-давно».

– …Мы-то здесь третью неделю всего: по обмену вселились. А прежние жильцы, говорят, в Москву перебрались: у них кто-то там болеет, а в Москве клиники лучше.

Алик брел по улицам, и внутри него было пусто. Зачем-то зашел в магазин и купил бутылку водки. Одному пить не хотелось, хотелось выговориться, и он поплелся к Сереге Васечкину. А у того родители с сестрой были на все той же даче. Но Васечкин сидел дома не один, а с Пыжовой, которая появилась у него за пять минут до Алика с литровой бутылкой джина. Втроем выпили все, больше всех напился Алик. Серега побежал в магазин за продолжением. А когда он вернулся, то на его кушетке происходило то, что не должно было происходить…

Алик лежал на животе. Он не хотел смотреть, как Милена одевается.

– Нажрались, конечно, как свиньи, – подытожила она все произошедшее только что.

И хихикнула. Потом опустилась на кушетку и поцеловала Иванова в спину.

– Ну, если захочешь, заходи или звони. А ты ничего, мне нравишься – прикольный такой.

Дверь за ней захлопнулась. Иванов поднялся, оделся кое-как и вышел в комнату к Васечкину.

– Налей мне водки!

Эту ночь Алик провел у Сереги. Васечкин если и пил еще, то очень мало. Зато Иванов разошелся. Потом стало совсем плохо. Он едва успел добежать до туалета и склониться над унитазом. Его выворачивало наизнанку, выворачивало долго и муторно. Алик мучился и хрипел, слезы текли по его щекам. Какое-то время удавалось терпеть, но все же силы покинули Алика, и он разрыдался уже в голос. Рыдал от жалости к Лене и ненависти к себе.

Алик шел через больничный двор, когда увидел спешащего навстречу Васечкина.

– Слава богу, успел, – выдохнул Серега, – я наудачу зашел, а мне сказали, что ты теперь на другом отделении. А рабочий день уже закончился.

– Конкретно зашел? – поинтересовался Иванов.

Васечкин кивнул.

– Никогда тебя не просил, но сейчас во как надо!

Он провел ребром возле своего горла.

– Позарез!

– Чего тебе надо? – рассмеялся Олег.

– Этот, как его… – смутился Сергей, – больничный. Если я из районной поликлиники притащу, начальство не поверит. В ведомственной мне никто не даст. А так вроде я в больнице лежал. Будто бы у меня сердце прихватило, а еще лучше – печень.

– Печень не гарантирую, но с сердцем помочь смогу. Меня как раз бросили замещать заведующего кардиологическим отделением, так что я тебе листок о нетрудоспособности выпишу и сам потом закрою, в канцелярии печать поставлю. Но только я его с пятницы могу выписать. На какой срок тебе нужно?

– Недели хватит. В пятницу в самый раз. А то у меня по графику отпуск в сентябре, но в связи с очередным выговором отпустят не раньше декабря. А я который год обещаю к отцу на дачу приехать, чтобы за грибами с ним сходить, на рыбалку, да и вообще, в бане попариться.

– Странно, что такие проблемы у тебя на службе. Вроде ловишь кого-то, ордена тебе вручают, а такую мелочь, как отпуск, приходится тайком самому выкраивать.

– Это для тебя отпуск – мелочь, а для меня единственная возможность пожить личной жизнью. – Сергей вздохнул и спросил: – Ты, как я слышал, уже успел отдохнуть?

Иванов кивнул.

– Ну и где же ты пузо грел? – поинтересовался Васечкин.

– В Абхазии.

– Чачу хоть привез?

– Две бутылки.

– Молодец! – обрадовался Сергей. – Постарайся сохранить до пятницы. А я тоже что-нибудь притащу. И закуску организую.

– А не много нам на двоих будет?

– А почему на двоих? – ухмыльнулся Васечкин. – Пригласим кого-нибудь. Вот я у тебя в отделении девку видел. Такая, с коровьими глазами. «Ой, мужчина, зачем же в уличной обуви!»