Девушка удивлённо подняла на меня глаза и неспешно кивнула.

– Он в кабинете.

Не знаю, рассказал ли папа Дане о моей истерике. А даже если и не рассказал, она сама могла знать, потому что мой крик был слышен не то что в соседней комнате, даже люди, живущие на Мадагаскаре, закрывали уши, чтобы не оглохнуть. Даже, когда я просто говорю, мой голос звучит достаточно громко. Могу представить, что происходит, когда я начинаю его повышать.

Я быстро закинула свои вещи в комнату и направилась к кабинет отца, который лично я бы назвала библиотекой, потому что вдоль всех стен был один сплошной книжный шкаф из тёмного дерева. Когда-то давно я спросила у папы, сколько тут книг, а он лишь посмеялся и пожал плечами.

Тут даже есть полка с книгами, над которыми Дана работала в качестве редактора, но я никогда не видела их в глаза. При всей моей любви к книгам, мне не хотелось видеть те, к созданию которых она приложила руку. Мама читала несколько из них и всегда восхищалась, но мне легче было поверить ей на слово.

– Входи, – послушался голос папы из-за двери, когда я постучала.

Я аккуратно приоткрыла дверь, а отец даже не пытался скрыть своё удивление при виде меня.

– Что-то случилось? – с ходу спросил он, уверенный, что просто так я бы сюда не пришла.

Я покачала головой и зашла в комнату, сев по другую сторону тёмного письменного стола. Я набрала побольше воздуха в лёгкие, а затем выдохнула.

– Я хочу извиниться.

Именно так. Не я должна, а я хочу. Потому что это действительно было тем, что я хотела. Каким бы плохим отцом он не был, он был мне нужен. Я в нём нуждалась, даже несмотря на то, столько раз меня бросал.

Папино лицо стало ещё более удивлённым, хотя я думала, что такое уже невозможно. Он посидел ещё пару секунд молча, а потом наконец отошёл от удивления.

– Всё в порядке, – сказал он, – ты не должна извиняться. Я сам в этом виноват.

– Я говорила ужасные вещи и мне очень стыдно за них, – прошептала я, нахмурившись.

Он покачал головой и слегка улыбнулся.

– Это то, что было у тебя на душе, и я рад, что мы разобрались с этим. Хотя.., – он поморщился, – это было не очень приятно. Я хотел поговорить с тобой об этом раньше, но так боялся быть опекающим папой, что стал плохим папой.

– Я так не считаю, – попыталась убедить его я, хотя именно эти слова я кричала несколько дней назад.

– Но это так, – возразил он. – И я попытаюсь это исправить.

Я улыбнулась, встала и обняла отца. Хотя в наших отношениях никогда не было особой нежности, эти объятия наполнили меня новой силой.

– Спасибо, – прошептала я, утыкаясь в его грудь. Папа возвышался надо мной на две головы, и я могла снова почувствовать себя маленькой девочкой в объятиях отца.

– Если захочешь поговорить, я всегда рядом, – сказал он, отпуская меня.

Я кивнула, широко улыбнувшись.

– Я разберу коробки, – сказала я, направляясь к двери.

Папа рассмеялся.

– Я думал этого никогда не произойдёт.

Я перетащила по одной коробке из гостиной к себе в комнату. Я не разбирала даже чемодан, так что сейчас всё его содержимое превратилось в свалку вещей на полу. Я аккуратно раскладывала вещи по группам и постепенно заполнила шкаф.

Когда со всеми коробками было покончено, я оглядела свою комнату, которая была больше похожа на номер в отеле, чем на чью-то спальню.

В середине комнаты стояла большая белая кровать, застеленная бежевым пледом и кучей коричневых подушек сверху. По обеим сторонам стояли светлые тумбочки с лампами. Около окна, на котором висели светлые шторы, стоял письменный стол с чёрным стулом. С другой стороны был большой шкаф и комод, на котором стояла косметика. Единственными украшением интерьера были фотографии на моём столе.