Это печально, но всегда будут люди, которые скажут, что домашнее насилие, это нормально, и что Вадим имел полное право бить Арину. Именно из-за такого она, никому раньше не рассказывала.
– И прости за Марата, – снова сказала она, подгибая ноги под себя. – Я время от времени отключалась, но я помню, что он наговорил тебе гадостей.
***
Арина уехала около часа назад, папа должен быть с минуты на минуты, а я только сейчас поняла, что до сих пор не подумала о том, что скажу ему про мой вид. Если синяк на животе и предплечье, я ещё как-то могла скрыть, то с моим лицом ничего нельзя было поделать. Тут не спасал никакой макияж. И как бы я не пыталась скрыть его корректором или волосами, по ощущениям он становился лишь заметнее.
Я могла сказать папе правду, но он бы больше никогда не выпустил меня из дома. А в придачу мог ещё не разрешить общаться с Ариной.
Я решила, что лучшая тактика – это спрятаться в своей комнате и сидеть тихо. Я надеялась, что он забудет о моем существовании, но я ошибалась. Папа мог забыть про меня в любой момент, но только не тогда, когда я в этом нуждалась.
Он не заставил себя долго ждать, вломившись в мою дверь, как только зашёл домой. Ну как вломившись, он постучался в дверь, я не ответила, но он всё равно отрыл её. Можно ли это считать посягательством на личное пространство?
– Что делаешь? – спросил отец, заходя в мою комнату.
Я села на кровати.
– Читаю, – я подняла книгу, на этот раз более приличную, чем все те, что я читаю обычно. Но только из-за того, что я схватила первую попавшуюся с полки и открыла в середине, закрыв ей своё лицо. Я даже не была уверена, что я держу её не вверх ногами.
– Как выставка? – спросила я, быстро перевернув книгу.
Отец вздохнул, садясь на край кровати.
– Шумно и слишком много напыщенных гениев, которые считают свои подписанные кляксы на холсте произведением искусства, приравнивая себя к Ван Гогу. И ужасно много ценителей искусства, которые готовы купить эти шедевры, чтобы хоть как-то выделиться из толпы, – слишком быстро высказал своё мнение он.
Я кивнула, не знаю, что сказать, и лихорадочно начала выискивать в моей голове идеи, как выставить отца из моей комнаты, не привлекая при этом внимание к себе. Я почувствовала на себе пристальный взгляд папы, а в следующую секунду он вырвал книгу из моих рук и громко ахнул, увидев то, что я от него скрывала.
Я не выглядела на столько плохо.
– Что это? – спросил он, поднимая моё лицо за подбородок, чтобы разглядеть получше.
– Я упала на физкультуре, – ответила я, глядя в его глаза.
Я решила, что это лучшее решение. Арина скажет родителям, что упала на уроке, и я скажу так же. Да, мы упали вместе. И глубоко наплевать, что у нас не было физкультуры вместе.
– Ты считаешь меня тупым? – чуть ли не крикнул отец. – Кто тебе поставил синяк?
Я отчаянно покачала головой.
– Никто, – быстро и как можно более правдоподобно ответила я.
Я смотрела в его глаза, показывая, что мне нечего скрывать. Но папа в это не верил. Возможно он знал меня лучше, чем я думала.
– Собирайся, едем в больницу, – скомандовал отец, поднимаясь.
Я вздохнула.
– Я ездила вчера в больницу. Мне обработали и сказали, что скоро пройдёт.
Папа с сомнением посмотрел на меня.
– Марат отвёз меня в больницу, – сказала я, пытаясь убедить отца, но ошиблась.
Я ездила. Я должна была сказать, что я ездила.
Я видела, как мгновенно нахмурился отец.
– Это Марат? – неожиданно спокойно просил он.
– Что Марат? – непонимающе переспросила я.
Отец вздохнул, будто набирался храбрости сказать это.