Под седой бородой, придающей Арни Синяру вид патриарха, появилась робкая улыбка:
– Из этого винограда получается хорошее вино. Пройдемтесь, раз вы этого хотите.
Они сделали несколько шагов между ровными рядами кустов, которые старик, проходя мимо, нежно поглаживал рукой.
– В декабре месяце будет восемнадцать лет, – сказала Фьора, – с того дня, как богатый флорентийский торговец дал вам золота для того, чтобы вы выполнили очень важное для него поручение. Об этом я и пришла поговорить с вами.
Мэтр Синяр остановился. Фьора, идущая впереди, обернулась. Она увидела, как он побледнел.
– Кто вы? – спросил он вдруг охрипшим голосом. – Вы напоминаете о том страшном дне, который я никак не могу забыть.
Фьора медленно приподняла белую вуаль:
– Взгляните на меня! Я их дочь. Та, которую удочерил флорентийский торговец!
Старик перекрестился, словно перед ним возникло привидение.
– Что?.. Что вы хотите? – глухо спросил бывший палач. – Какую месть вы готовите старику?
– Неужели я так на них похожа?
– Да. – Арни Синяр не сводил с нее глаз. – Я сразу вспомнил свои кошмары. Вы даже не можете себе вообразить, сколько раз я представлял их себе! Они были молоды и красивы… они улыбались друг другу… А я должен был их убить.
– Мне кажется, что вы оказали им хорошую услугу, потому что они вместе отправились на тот свет. Когда люди любят друг друга, то они, покидая эту жизнь вместе, наверное, надеются, что даже смерть не разлучит их, – тихо сказала Фьора.
Старик внимательно смотрел на молодую красивую женщину, которая – и это было очевидно, – забыв о нем, разговаривала сама с собой. Он смотрел на нее с удивлением и одновременно с облегчением.
– Вы действительно верите в то, что говорите?
Она улыбнулась ему. Ее тронул этот старик, раскаивающийся в поступке, память о котором долго преследовала его. Ведь этот несчастный был всего лишь слепым орудием, а мучился воспоминаниями о двух юных любящих существах, которых он должен был лишить жизни. А тот, кто приказал их убить, знал ли он о ночных кошмарах? Фьора в этом очень сомневалась. Рено дю Амель был бессердечным человеком, Пьер де Бревай – по-видимому, тоже. Что же касается герцога Бургундского, то воспоминания об одном убитом молодом соратнике наверняка давно стерлись в его памяти.
– Я взвешиваю каждое свое слово, – сказала Фьора, – и я пришла сюда не за тем, чтобы укорять вас, а только лишь спросить, где находится могила, в которой мой отец хотел, чтобы они были захоронены. Мне хотелось бы помолиться там.
Произнося эти слова и вспомнив о разговоре, который у нее был накануне с Жаном дю Пуа, она поднесла руку к своему кошелю, но старик остановил ее:
– Ни в коем случае! Ваш отец по-царски заплатил мне за ту услугу, которую я должен был выполнить. Благодаря ему я купил этот дом, где обрел покой. Могила, которую вы ищете, совсем рядом.
– Значит, вы можете меня проводить до нее? – спросила Фьора.
– Нет, ибо желательно, чтобы никто не видел нас вместе. Но вы и сами легко ее найдете. Выйдя отсюда на дорогу, которая будет у вас по левую руку, вы увидите источник на опушке леса. Он принадлежит монастырю, как и земли, окружающие его. Это источник Святой Анны. Я их перезахоронил неподалеку от источника. На могиле я посадил боярышник, расцветающий раньше и цветущий дольше, чем другие цветы. Местные жители углядели в этом какое-то чудо, и весной девушки приходят сюда сорвать несколько цветков на счастье.
– Когда вы это сделали?
– Спустя три дня после казни. Снега было немного, и не следовало дольше ждать, чтобы земля не слишком осела. Было новолуние, очень темно, но я вижу в темноте как кот. И потом… мне оказали помощь.