Рассказываю все. Про ожидание, про белобрысую, про пристава, про префекта. Обо всем подробно. Еще раз благодарю его за помощь и замолкаю. Перед глазами картинка вчерашнего утра, когда Тим распахивает дверь, и на пороге появляются Марика с приставом. И рада бы избавиться от этих образов, да не выходит.

Встаю из-за стола и отхожу в сторону от камеры, прикрываясь тем, что ищу что-то важное. На самом деле у меня просто нет сил. После рассказа, будто заново окунулась в этот ад, и по щекам побежали слезы.

Барсадов молчал с минуту, терпеливо ожидая, когда я, наконец, появлюсь в кадре, после чего со вздохом спросил:

— Ревешь?

От этого слезы бегут еще сильнее. Отрицательно качаю головой, потом спохватившись, понимаю, что он не может меня видеть, и сдавленно произношу:

— Нет.

Глупая ложь. В голосе сквозят еле сдерживаемые всхлипы.

— Понятно, — Игорь Дмитриевич естественно не поверил, — все прошло. Успокаивайся. Они теперь к вам не сунутся. Так что можете расслабиться.

— Угу, — только и могу выдавить, прижавшись лбом к прохладной стене. Чувствовала себя раздавленной, опустошенной. Оттого, что вчера чуть не потеряла человека, которого люблю. Оттого, что не имею никаких прав на эту любовь. Как все сложно.

Опять тишина. Я пытаюсь успокоиться, нахожу влажные салфетки и вытираю лицо, мокрое от слез.

Становится чуть легче. Потом большими жадными глотками пью кофе, отчаянно жалея, что это не простая холодная вода.

Мой собеседник терпеливо ждет. Другой на его месте уже бы прервал вызов, отключился, а этот ждет, давая время успокоиться.

Наконец удается обрести какое-то подобие душевного равновесия, я нерешительно подхожу к стулу и снова усаживаюсь перед камерой. Надо отдать ему должное, Барсадов не стал пристально рассматривать мою покрасневшую, опухшую от слез физиономию. Просто сделал вид, что ничего не произошло. И на том спасибо.

— Неприятно говорить, но вам надо доставать браслеты, чтобы больше такого не провоцировать.

— Уже, — ответила ему глухим эхом, — Тимур его одел.

— Сам? — зачем-то уточнил Игорь Дмитриевич.

— Сам. Добровольно, признавая необходимость этого шага.

Барсадов на миг замолчал, а потом, усмехнувшись, произнес:

— Молодец, взрослеет. Мог ведь и упереться.

— Попробуй тут не повзрослей. Не знаю, каким чудом он вчера все-таки сдержался.

— А ты?

— Что я?

— Где твой браслет? — Игорь Дмитриевич как всегда смотрит в самый корень проблемы.

—  Вот он, — нехотя произношу, двумя пальцами подхватив орудие пыток, и внося его в зону видимости камеры.

— Одевай, давай.

— Не могу, — хочу отложить браслет в сторону и вытереть после него руки, словно он создан из нечистот, но меня останавливает строгий голос Барсадова.

— Ты ведь понимаешь, что это надо? Что один раз отсутствие браслетов сошло вам обоим с рук, а второй раз может и не получиться?

— Понимаю, — обреченно киваю. Отлично понимаю, со всей возможной четкостью.

— Тогда чего ждешь? Хочешь повторения?

— Не хочу, — сипло, чуть слышно.

— Или может реветь понравилось? Одевай! — в голосе прямой приказ, и я замираю, не в силах шевельнуться, глядя на этого сурового мужчину, как заяц на волка.

— Одевай, — снова давит он, — если уж Тимур смог это сделать, а у него есть реальные причины бояться этих браслетов, то ты и подавно справишься.

— Я...

—  Вперед, — он кивнул на браслет, и мои руки сами, словно под гипнозом потянулись к нему, — хватит, уже поиграли в свободу, давай теперь нормально, по правилам, чтобы больше ни одна тварь не могла до вас докопаться. Сама понимаешь, что будь вы рядом, под боком, то никаких проблем бы не возникло, а так между нами миллионы километров. Я вас, конечно, прикрою, но и сами делайте так, чтобы риски свести к нулю.