Жанна задохнулась от возмущения, ей хотелось просто разорвать противного барона в клочья. А тот удовлетворенно кивнул:

– Судя по твоему возмущению, этого не произошло. Умоляю, потерпи до окончания военного похода, а там можешь… м-м… любить кого хочешь.

– Как вы смеете?! У герцога прекрасная жена, которую он очень любит!

– Ага, значит, мы уже знакомы с супругой… Стоит на пару дней отлучиться, как у тебя тысяча новостей! Ты права, прекрасная и любит. А как не любить, если ради выкупа его из плена она заложила свои драгоценности, а он теперь ломает голову над тем, как вызволить тестя – герцога Орлеанского.

– Вы злой и завистливый!

– Ого! – Жиль смотрел на Жанну с явным интересом. – Ты становишься более человечной, чем была раньше.

Девушка чуть растерялась, потом сокрушенно помотала головой:

– Нет, рядом с вами я становлюсь куда хуже, чем была раньше.

И тут барон довольно расхохотался:

– Дурочка! Ты думаешь, достоинство человека в том, чтобы быть всегда чистеньким, не встречаясь с пакостью? Нет, куда важнее другое твое качество – к тебе не пристает грязь, даже если ты ее касаешься. Вот это постарайся не потерять. А нимб святой… да кому он нужен!

И снова Жанне показалось, что она заглянула в преисподнюю. Девушка в ужасе прошептала:

– Мы с вами умрем одинаковой смертью…

Барон замер, широко раскрыв глаза, потом привычно фыркнул:

– Значит, тебе придется жить долго и счастливо. Или со славой погибнуть в этой войне, потому как на иную смерть я не согласен!

Если бы они знали, сколь вещими окажутся слова Жанны! Они действительно были обвинены каждый в свое время в ереси, отлучены от Церкви каждый за свое и сожжены на кострах. Только барона прежде повесили, то ли боясь, что он сумеет подкупить и палача, то ли опасаясь, что улетит прямо со сложенного хвороста.

Жанна не узнавала сама себя. С детства она считалась и была очень доброй девочкой, жалевшей всех и все, никогда даже не раздражалась, а рядом с бароном стала временами злиться и кипеть гневом. Жиль де Ре провоцировал эти чувства, намеренно задевая ее. Иногда его хотелось просто ударить!

Однажды девушка не выдержала и хмуро поинтересовалась:

– Зачем вы меня злите? Стараетесь сделать хуже? Это грех.

Барон с интересом поглядел на подопечную, вздохнул и присел рядом.

– Жанна, если ты полагаешь, что врага можно победить увещеваниями, то сильно ошибаешься и потерпишь поражение, а это не входит в мои планы. На штурм нельзя идти с блаженной улыбкой на устах, не успеешь крикнуть «мама!», как эта улыбка слетит вместе с головой. Противника не побеждают уговорами, годоны пришли во Францию с мечом, и гнать их нужно тоже оружием. А значит, мы должны быть сильнее! – Он встал и прошелся по комнате. – А зачем?.. Как ты думаешь, почему я гоняю тебя у всего Шинона на виду? Потому что, глядя на тебя, Деву, сотни других дурней, вчера не державших оружия в руках, теперь носятся с копьями наперевес и дерутся деревянными мечами. В другое время нанять их и обучить стоило бы сумасшедших денег, а сейчас это делается бесплатно, просто потому что люди хотят помочь своей Деве, идти за тобой!

Жанна ахнула:

– Я нужна вам из-за денег?

Бровь барона приподнялась:

– А ты думала для чего? Неужели мне больше нечем заняться, как только возиться с девчонкой-неумехой? Или вообразила себя принцессой только из-за того, что герцог ежедневно делает тебе кучу комплиментов?

Едва сквозь привычную надменность проглянуло истинное лицо, как он тут же стал прежним. Жанну захлестнула обида:

– Вы можете больше не возиться со мной! Я не потерплю поражения, потому что меня поддерживает Господь!