Первой в приемную вошла миниатюрная сухонькая старушка в допотопной соломенной шляпке, украшенной гроздью искусственного винограда.
– Безобразие! – воскликнула старушка с порога. – Сколько можно пропадать? Я вас тут целый час прождала, а у меня дома, между прочим, Василий Львович без присмотра оставлен! А он, когда один остается, очень нервничает!
Надежда отсутствовала всего минут двадцать – только до ресторана дошла и обратно повернула, даже кофе не выпила, но, наученная горьким опытом, решила не спорить с посетительницей, поскольку уже знала, что выйдет себе дороже.
– Но, извините, я вышла совсем ненадолго! – оправдывалась Надежда Николаевна. – В приемной никого не было, вот я и решила небольшой перерыв сделать.
– А если вы принимаете народ, вы должны его принимать без всяких перерывов! Почему я должна вас дожидаться?
– И, кстати, кабинет проветрить нужно! Даже по санитарным нормам. А то люди разные ходят, мало ли кто простужен! Инфекцию можете подхватить!
– Которые простуженные, те не к вам ходят, а в участковую поликлинику! – не унималась старушка. – Я, между прочим, дома те очки забыла, которые чтобы читать, на мне те очки, которые для улицы, знала бы, что вас долго не будет – вернулась бы за очками, а теперь Василий Львович нервничает…
– Ну, позвонили бы ему, если он такой нервный, поговорили, успокоили бы…
– Кому?! – Старушка взглянула на Надежду как на душевнобольную. – Василию Львовичу?
– Ну да, раз вы говорите, что он нервничает… вообще, давайте уже перейдем к делу. Вы торопитесь к своему Василию Львовичу, у меня тоже дела есть, и другие посетители в коридоре дожидаются. Вы по какому вопросу пришли?
– По какому вопросу? – Старушка наморщила лоб. – Вот, сбили вы меня с толку своими разговорами… я ведь даже записала, по какому вопросу, но вот куда я ту записку положила…
Она открыла большую кожаную сумку, проверила одно за другим ее многочисленные отделения, но нужное не нашла. Снова задумалась. Наконец ее лицо просветлело, она достала из сумки вышитую замшевую косметичку, расстегнула молнию, вытащила из косметички потертый кожаный кошелек, а из него извлекла сложенную вчетверо бумажку. С победным видом она продемонстрировала бумажку Надежде и провозгласила:
– Подальше положишь – поближе найдешь! – Затем развернула бумажку, склонилась над ней… и разочарованно проговорила: – Ох ты, у меня же не те очки надеты! У меня надеты уличные, а нужны те, которые чтобы читать!
– Ну, давайте, я сама прочитаю! – Надежда Николаевна потянулась за бумажкой.
Старушка явно неохотно ее отдала.
Надежда Николаевна громко прочитала:
– Сказать про яму.
– Ах, правда, я ведь про яму хотела рассказать! – обрадовалась посетительница. – Точно, а я-то думала – зачем шла… думала, насчет музыки, которая каждую ночь у соседей, но это в милицию надо, а не к депутату…
– Так, давайте по порядку! – проговорила Надежда, постепенно теряя терпение. – О какой яме речь?
– Известно, о какой! – с апломбом произнесла старушка. – О той, что у меня почти что под самой дверью. Я как выхожу с Василием Львовичем на прогулку – так прямо перед этой ямой оказываюсь. А он у меня такой любопытный, Василий Львович – ему непременно в эту яму нужно залезть, как будто там медом намазано! А мне потом как его вытаскивать? Мне самой его нипочем не вытащить, он знаете, сколько весит? Приходится мальчишек соседских звать… а они теперь такие – за просто так и пальцем не пошевелят…
– Постойте… – Надежда изумленно уставилась на собеседницу. – Я ничего не понимаю…
– А потом еще мыть его каждый раз – это тоже не так просто, в моем-то возрасте! Он в этой яме так изгваздается – никакого шампуня не хватает! А он знаете, сколько весит?