- Ты что это, мылся на улице? – Я аж, присела на кровать от удивления. – Весь синий! Иди ко мне!

Он хмыкнул и подошел, оборачивая себя полотенцем:

- Не прижимайся, застынешь.

- Ну и пусть, - пробормотала я, прижимаясь губами к его животу. – Я так хочу.

Я целовала его неистово, потом отбросила полотенце и прихватила за уже вставшую часть ладонью и слегка сжала. Он застонал и, опрокинув меня на кровать, стал покрывать тело поцелуями. Дошел до груди и потом губ. Подхватив под колени, перевел меня на постель, сняв полотенце. Мы отдавались друг другу вновь и даже с еще большей страстью, нежели прежде - то ли от холода, то ли от вновь возникшего желания.

- Жажда! – Так потом определила я, вспоминая наши объятия. – Жажда обладания! Вот чего мы боялись и чего хотели. Оба!

Заснули только когда начало светать, и спали до самого полудня. Очнулись, когда услышали шум машины и голоса во дворе. Это приехали хозяева приютившего нас дома – Глаша с Иванычем. Надо было вставать и одеваться, пока они не вошли.

- Христос Воскресе! – громко вскрикнули они, входя в комнату.

- Воистину воскресе!

Ответил генерал и перекрестился. Я вторила ему полу шёпотом, и тоже перекрестилась.

Мы расцеловались, как и положено христианам в день Пасхи.

- Ну, здравствуйте, люди добрые! – улыбался Иваныч. – С праздничком христовым!

- И вас! И вас! – сказали мы с генералом.

Они смотрели на нас и понимающе улыбались.

3. Глава 3.

Мы были слегка смущены перед внимательными взорами своих друзей. Конечно, я понимала, что всё это они продумали и обговорили заранее, но всё же некая досада меня брала, что не посвятили. То ли хотели сделать сюрприз, то ли боялись, что не соглашусь. Скорее и то и другое, иначе зачем он приехал и при том на одни сутки, как сказал мне между поцелуями. Так что этот день был единственным выходным, среди его заполненных делом будней.

А потом произошло то, о чем я не могла и подумать! Только тогда я поняла, зачем они ездили в монастырь, как рассказала мне Глаша, расставляя на столе кушанья к пасхальной трапезе. Там они стояли ночь и святили куличи.

Перед тем, как нам сесть за стол, Иваныч вынул из белого полотенца икону Спаса и приказал нам встать на колени. Глаша спросила про крестик. Я показала его в руке, а генерал на шее.

- Когда надел не помнила. А может, просто не заметила. - Подумала я, надевая крест сама. Потом Глаша зажгла свечи и подала нам в руки. Присоединилась к мужу, держа в руке узелок.

- Дети мои! – начал Иваныч, перекрестившись и поцеловав икону. – Перед ликом Спасителя, благословляю вас на брак! Живите справно, любите друг друга и размножайтесь, как велит Господь! Я не батюшка, - продолжил он, - но испросив, тот разрешил от его имени провести эту церемонию. Так что, перед Богом и людьми вы теперь муж и жена! Благословляю!

И три раза наложил на нас крест, махнув иконой.

Поднес к нам. Мы поцеловали и перекрестились. Потом Глаша дала чашку с вином, вероятно с кагором, и мы отпили, приложившись трижды. Развязав узелок, протянула его генералу:

- Кольца. Освященные! – сказала она торжественно.

Генерал вял мою руку и надел на палец тонкое обручальное кольцо. Я повторила тот же ритуал с его кольцом. Потом он поцеловал меня трижды.

- Теперь мы венчаны, жена моя Валентина! – сказал он, улыбаясь и столько счастья было в его голубых глазах, что я, зачарованная, потянулась к нему и, взяв за щеки, прижалась губами в долгом поцелуе. Опомнилась лишь, когда услышала покрякивание. Хмыкал в усы Иваныч и улыбалась Глаша.

Свечи, которые мы держали, она завернула в ту же тряпицу, в которой были кольца, и подала мне вместе с иконой.