– Не уб-б-б-бивала она! – кричу изо всех сил.

Я выскакиваю наружу и бегу без оглядки, пока грудину не начинает жечь. Тошнота подступает к горлу. Останавливаюсь, оглядываясь по сторонам – не хватает ещё потеряться. Нет, всё в порядке, ноги привели куда надо.

Захожу в дом, громко хлопнув дверью, и обессиленная бреду в спальню.

– К-к-кто уб-б-бийца? – спрашиваю зеркало.

Оно молчит, чего и следовало ожидать. Понуро опустив плечи, хочу отойти, как вдруг замечаю изменения: волосы седеют, удлиняются, истончаются… Неужели воспоминания вновь приходят ко мне? Это мамочка. Она улыбается. Прижимаю руки к лицу, не веря увиденному. Глаза застилает пелена, через которую сменяются краски, возвращая меня в прошлое.

Детский голосок, зовущий мамочку и папочку. Подушка папочки и одеяло испачканы. Безрезультатно тормошу родителей. Тёплые и сильные руки оттаскивают меня. Неужели это убийца? Резко поворачиваю голову…

Картинка исчезает, как и мамочка из моего отражения. Неспроста это воспоминание пришло первым. Осталось немного, только повернуть голову, и тогда я смогу найти виновного. Приближаюсь к зеркалу, заглядывая в глаза – психолог права, осознание пришло ко мне на кладбище. На надгробной плите мамочки её фотография, но кажется, что это я, а не она.

Приступаю к обыску дома, прихватив ведро с водой и тряпку. Семейные фотографии пылятся в шкафу на первом этаже. Почему Григорий их не забрал? Беру новый альбом, который оказывается шкатулкой. Лёгкий щелчок – даже замка нет! Письма. Много писем. Почерк кажется знакомым… углубляюсь в чтение.

Голову нещадно сдавливает, перед глазами всё плывёт. Разжимаю пальцы, выпуская листок. В тот же момент воспоминания оживают, а я ощущаю тёплые, сильные руки, удерживающие меня.

– Отпусти! – кричу, выворачиваясь.

– Тише, милая. Я позабочусь о тебе, – говорит владелец рук.

Я оборачиваюсь, зная, кого увижу. Григорий.

Открываю глаза, прекращая нахлынувший поток картинок. Всё складывается. Дядя любит мамочку, поэтому ему так не хочется говорить о ней, поэтому столько лжи по поводу их смерти. Эти письма – признания в любви и мольбы оставить отца. Я уверена, это Григорий убил папочку. А мамочка… мамочка была больна. Сердце не выдержало такого предательства. Убийство не сойдёт ему с рук!

Вечерний разговор выходит скомканным, прикрываюсь усталостью. Григорий прилетит уже завтра – как вовремя, ведь с утра я планирую сходить в полицию.

Я потратила полдня, а по итогу так ничего и не добилась. Окоченение наступает через три часа после смерти, то есть родители скончались в начале ночи. Григорий действительно нашёл меня утром, но в момент убийства ехал на автобусе. Кроме чеков есть запись с камер наружного наблюдения. Над письмами и вовсе посмеялись: «Их развлечения нас не касаются».

– Дело закрыто по истечении срока давности преступления! – сказали мне полицейские и выпроводили за дверь.

Замечательно, убийца не найден, о родителях почти ничего, кроме дня смерти, я так и не помню, зато Григорий не виновен. Приходится поспешить, ведь ещё предстоит вернуться в Новосибирск.

Пакую вещи в дорогу, мне не хочется расставаться ни на день с домом, вряд ли Григорий захочет ехать в ночь. В рюкзак кладу фотоальбом и беру с прикроватной тумбы деревянного котёнка. Раздаются удары во входную дверь. Я никого не жду… Игрушку ставлю обратно и спускаюсь.

Через глазок вижу, что по ту сторону стоит служительница из церкви.

– Ч-что вам н-надо?

– Господи прости, мать юродивая была и дочка туда же. Велено было – уезжай и молись о прощении.