Я лежу на верхнем ярусе нар, кажется, что вверху немного теплее. Но, скорее всего, это самообман, поэтому я опустил и завязал уши шапки, свернулся калачиком и сверху укрылся тулупом. Петровичу достались валенки, пятому номеру Ване Епифанову – ватные штаны. Наследство, оставшееся от Елецкого сидения у моста и последнего боя, поделили честно – тянули жребий, кому что достанется. Я вытянул тулуп. Минут через двадцать мне надо будет вставать – наступает моя очередь кочегарить, еще через час я подниму Петровича, он – Епифанова, и так дальше, всего в вагоне шестнадцать человек: лейтенант, четырнадцать красноармейцев и я – сержант. По идее мы должны охранять эшелон, но нести караульную службу в такую погоду смерти подобно, тем более что сменить часового на ходу нет никакой возможности. Поэтому мы ограничиваемся тем, что изредка высовываемся из вагона на остановках и снова прячемся в спасительные два метра от раскаленной печки. Да и кому нужна разбитая и поврежденная техника, которую мы сопровождаем в тыл. От ремонта этих дивизионных орудий отказались армейские мастерские, и мы сопровождаем их на завод. Нашу зенитку впихнули сюда же, так как никто не знал, что с ней делать. Поэтому дали нам предписание по месту следования эшелона – город Горький. Сказали, что там стоит запасной зенап, там и решат, что с нами делать дальше.

Фильтр мы прошли быстро. Документы у нас в порядке, орудие серьезно повреждено, даже бумажка на подбитый танк имеется. А бумажка это большая сила, в отличие от языка, ее и к делу подшить можно. Но никакого дела на нас не заводили. Допросили кое-как, сравнили показания всех троих, убедились, что они сходятся, и все. Полк наш никто не запрашивал, да никто и не знает, где находится сейчас запасной зенитный артиллерийский полк бывшего Брянского фронта. Вот и запихнули нас в этот эшелон вместе с СТЗ и изуродованной вражеским снарядом зениткой. СТЗ хотели поначалу отнять, вместе с Петровичем, исправный трактор с хорошим механиком в любом хозяйстве пригодится. Но тут я встал за него горой, и над нами смилостивились – без тягача нам деваться некуда.

– Подъем.

Наступает время моего дежурства у печки. Я выползаю из-под тулупа, стягиваю его с нар и опять в него заворачиваюсь. Устраиваюсь напротив дверцы буржуйки, пламя монотонно гудит внутри, бросая на пол причудливые сполохи сквозь щели дверцы. Верхняя часть печки чуть светится багровым цветом. Сменщик только подкинул дров перед сменой, и несколько минут мне можно просто сидеть, глядя на эти сполохи и слушая бесконечное неторопливое дух-дух, дух-дух, дух-дух, дух-дух.

Эшелон по широкой дуге, через Рязань и Воскресенск, огибает Москву. Надолго застреваем во Владимире, пропуская то военные эшелоны на запад, то санитарные поезда на восток. Мимо нас грохочут составы, груженные «тридцатьчетверками» и новенькими «зисками». Техника россыпью и в составе частей, теплушки с пехотой и платформы с какими-то ящиками. Наступление Красной армии пока развивается успешно, но требует все новых и новых сил. Сейчас эти силы едут мимо нас на запад, то, что от них осталось, едет на восток. Мы тоже часть этих остатков, которые война только пожевала и выплюнула, оставив для следующих сражений. Наши изуродованные войной пушки никуда не торопятся, и мы ждем своей очереди на запасных путях. Наконец, и для нас находится паровоз. Эшелон гудит паровозом, лязгает сцепками и продолжает свой путь в город на великой русской реке.

Разгрузка эшелона производится на территории артиллерийского завода. Здесь мы прощаемся с артиллеристами, сопровождавшими эшелон. Отсюда наш путь лежит к месту дислокации запасного полка в так называемые Тобольские казармы. Казармы представляют собой целый военный городок из двух-и трехэтажных зданий, построенных в конце девятнадцатого века из красного кирпича. В казармах располагаются не только зенитчики, но и запасной стрелковый полк. Нас долго держат на КПП. Пока проверяют документы и связываются с полковым начальством, я присматриваюсь к внешнему виду наряда и его повадкам. Не нравится мне эта часть. Уж слишком лихой и подтянутый вид у красноармейцев и младших командиров, все бегом, все по уставу. За воротами мои первые впечатления только подтверждаются. Дорожки и плац расчищены до земли, сугробы по-военному выровнены. Дежурному по полку капитану я докладывал три раза, первые два мой строевой шаг при подходе был недостаточно четким. В казарме меня поразили белое постельное белье, до блеска надраенные и намастиченные полы. Я посмотрел на Петровича, тот на меня.