Комбат оторвался от трубы.

– Немцы. Идите к орудию.

– Есть!

Когда я выскакивал с НП, в спину мне ударило:

– Батарея, к бою!

Пока я бежал к своему орудию, комбат успел распределить цели.

– По танкам противника! Первому по крайнему справа, второе по второму и так дальше.

Нам, следовательно, достается третий, если считать справа. Из-за поднятой пыли видно его плохо, темное пятно то исчезает, то появляется в серых клубах. Попробуй попади в него. Пока мне остается только дублировать команды Филаткина.

– Бронебойным!

Кланц – закрывается затвор.

– Готово!

Танки идут под углом к нам, градусов где-то тридцать. Как же такое движение называется? Слово еще такое… А! О! Точно! Облическое! Черт! В такой момент всякая чушь в голову лезет. Скорость у них приличная, для одна тысяча девятьсот сорок второго года, судя по поднятой пыли, в час дают километров двадцать пять, а то и все тридцать. Значит, нужно выносить точку прицеливания.

– Вправо полтанка!

– Прицел четырнадцать!

Все замерли, только Дементьев плавно поворачивает маховик горизонтальной наводки – сопровождает цель. Танки вот-вот выйдут на рубеж, соответствующий установленному прицелу.

– Огонь!

Как ни ждали команду на открытие огня, а она, как всегда, прозвучала неожиданно.

– Огонь!

Гах! Блямс.

– Откат нормальный.

Пороховые газы, вылетевшие из дульного тормоза, поднимают пыль перед орудием, мешая наблюдению за полетом снаряда. Приходится выскочить на бруствер, успеваю увидеть, как трассер исчезает в пыльном облаке на правом берегу. Мимо!

– Прицел тринадцать!