Святой Феофилакт говорит об этом так: «Архиерей в то время, объятый Богом, был вне себя и уразумел, что Отроковица эта есть вместилище Божественной благодати и более его самого достойна предстоять повсечасно лицу Божию. Вспомнив же сказанное в законе о кивоте, которому велено находиться во Святая святых, он уразумел, что это прямо указывало на эту Отроковицу. И потому, нимало не усомнившись, осмелился вопреки постановлений ввести Ее во Святая святых».

Вот почему Ангелы, в недоумении и трепете прозревая в настоящем событии дело Божественного домостроительства, благоговейно удивлялись вхождению Девы во Святая святых. Святая святых в это время не имело уже Ковчега Завета с его священными принадлежностями, было совершенно пусто и этим как бы свидетельствовало об окончании подзаконных времен. Ветхозаветные тайны сеней и гаданий стали разъясняться, открывая ряд других тайн, более высоких; и небесные служители распростирали крылья свои уже не над Ковчегом Ветхого Завета, не существовавшим в храме Зоровавелевом, а над новым, живым кивотом свидения и славословили Господа.

Праведные Иоаким и Анна, вручив Дитя свое воле Отца Небесного, по принесении благодарственных жертв, даров и всесожжений и получении благословения от священников, возвратились со своими родственниками в дом свой. Жизнь их снова стала одинокой, хотя и не была так печальна, как прежде. Теперь не беспокоили их ни собственная скорбь о неплодии, ни посторонние укоризны за бесчадие; но Дитяти – их утешения – не было с ними! Им ниспослан был Божественный дар за их страдания, дано вкусить на старости отрадные чувства родительского сердца, но предмета их радости опять не было с ними!

Впрочем, праведные Богоотцы не плакали о разлуке с возлюбленной Дочерью, а радовались и славили Бога: все естественные чувства чадолюбия, всю сладость горячей любви к Ней они с безусловною готовностью и благоговейным восторгом принесли теперь в приятную жертву Тому, от Которого и получили свое Дитя. К тому же святые супруги могли сознавать, что лучшим выражением своей любви к Богоданному младенцу может быть лишь неприкосновенное сохранение его от всего худого и лучшее воспитание в духе закона Божия.

А где полнее и успешнее можно было этого достигнуть, как не в храме Божием, куда не проникает ничто нечистое, где все дышит святостью? И когда же естественнее было начать это священное дело, как не с самых ранних лет Дитяти, когда сердце Его так доступно всем прекрасным впечатлениям? Пресвятой Деве – одушевленному храму Божию – и надлежало воспитаться в храме, как воспевает Ей Святая Церковь: «В Божественнем храме, яко суща Божественный храм, от младенства чисте, со свещами светлыми, отдана бывши, явилася еси приятелище неприступнаго и Божественнаго света».

Пресвятая Дева, оставшись в Иерусалиме, возрастала среди других девиц, воспитывавшихся при храме в особых пристройках. При них были благочестивые надзирательницы, сведущие в Священном Писании и искусные в рукоделиях, которые обучали Ее тому и другому. Для молитвы Она входила во Святая святых, куда не дозволено было вносить с собою работу или какую-либо постороннюю вещь. Скоро Пречистая Дева почувствовала неизъяснимую сладость молитвы, а вместе с тем полюбила и необходимое для нее уединение. При таком настроении святой Отроковицы все относящееся к Богу (и действующее на сердца других детей слабо и на короткое время) в Ее сердце производило глубокое и неизгладимое впечатление.

Величие Иерусалимского храма с его украшениями и завесами, бесчисленное множество стекавшихся сюда для поклонения людей не только из Иудеи, но и из разных стран света, все это возбуждало и усиливало в Ней глубочайшее благоговение к Богу. Каждый предмет, каждое действие в храме обращали мысль Ее к Богу и заставляли сильнее и сильнее любить Его.