– Эй, паря! – Атаман помахал рукой. – Ты что там делаешь-то?

– Гляжу, – невозмутимо пояснил подросток. – И вы поглядите. Во-он, у крыльца, колодец – видите?

– Ну?

– Там ход потайной в подземелье тайное, да-а.

– И-и-и, – попытавшись было бежать (Ослоп хватко придержал за ворот), Ибрагим повалился наземь и гнусно завыл, заругался, с яростью поглядывая на Маюни. – И-и-и, щайтан! И-и-и!

Отец Амвросий спокойно пнул татарина в бок:

– А ну-ко, не поминай нечистого!

– Вяжи его, парни, от греха, – приказал атаман. – Там поглядим, что с ним делать.

– Дак колодец-то, атамане, проверить?

– Проверяйте, а как же! Чего встали-то? Смотрите только – там оружные могут быть. Хотя… постойте-ка…

Еремеев полез в колодезь первым – больно уж любопытство взыграло: что там за ход потайной, что за девы?

Спустился по веревке вниз, за ним – верный оруженосец, молчаливый и всегда незаметный Яким, лицом прост, волосами пег, росточка не особенно высокого, однако жилистый, проворный, сильный. И ходил всегда неслышно, как тень. За Якимом – Силантий, следом святой отец – тоже ведь не смог удержаться! – а уж потом и все остальные – кто успел.

Юный остяк оказался прав: слева, вершках в двух от воды (все ж колодец), – виднелся какой-то провал, уходивший вглубь, под землю. Продвигаться там можно было, лишь согнувшись в три погибели, но, слава Богу, недалеко. Буквально через десяток шагов проем расширился, раздался и ввысь, так что молодой атаман и следовавший за ним по пятам верный оруженосец смогли выпрямиться.

Глаза еще не привыкли к темноте, но все же Иван почувствовал, что здесь, в подземелье, кто-то есть: то ли по дыханию определил, то ли шевельнулся кто-то. Вот чья-то тень осторожно подкралась слева!

– Ежели что плохое удумала – не моги! – спокойно предупредил атаман. – Иначе полосну саблей. А ну, давай выходь!

– Одно и умеете – саблей, – с насмешкой произнес женский голос. – С бабами только и воевать.

– Ты помолчи – «с бабами», – обиделся молодой человек. – Лучше скажи: нам вас насильно выкуривать или сами выйдете?

– Да выйдем, чего уж, – снова ответствовал тот же голос. – Вы казаки, что ль?

– А ты про нас знаешь?

– Слышали. От вас нас и спрятали, схоронили.

– Так вылезайте же! – Иван глухо хмыкнул. – Или с татарами лучше было?

– Да кто его нынче знает – с кем лучше?

Все выбрались на поверхность: сначала казаки, затем – женщины. В коротких татарских платьицах, в шальварах, босые, с черными глухими платками на головах.

– Все? – глянув на пленниц, спросил атаман.

– Все, – разом кивнули девушки.

– Силантий, Афоня – проверьте. Может, там кто-нибудь еще затаился.

Отец Амвросий, пригладив бороду, подошел поближе к пленницам, глянул на платки:

– Вы что же это, девы, опоганились? Чадры на себя понадевали. А ну, скидывай!

Девушки покорно сняли платки…

Казаки ахнули. Словно десять солнц вдруг воспылало – девы-то оказались красавицы, одна краше другой! Трое с волосами, как лен, светлыми, пятеро – чернявенкие, с лицами белыми да как стрелы бровьми, одна рыженькая, да другая… сразу-то и не скажешь, что за волосы у нее, вроде бы темно-русые, но с этакими светлыми прядями, словно бы выгоревшими на солнце. У всех полоняниц – косы, а у этой, вишь, распущены локоны по плечам, на грудь падают, а уж глаза… блестящие… нет – сверкающие! – карие, с этакими прыгающими золотистыми зайчиками… или чертиками – кому как покажется. Стройненькая, пожалуй, даже слишком, и грудь не сильно большая, не то что у других дев – вот уж у кого все при всем! Глаз от красавиц не оторвать, да вот Ивану почему-то эта глянулась – с выгоревшими прядями, с очами карими… Носик пряменький, изящный, губки розовым жемчугом, не толстые, но и не тонкие, в самую меру…