Когда в тот день, в магазине грамзаписей, глаза Ормуса и Вины вступили в любовную связь, Персис еще пыталась отстоять свою территорию.

– Слушай, малявка, – прошипела она, – ты не хочешь вернуться в детский сад?

– Уже закончила, бабуля, – ответила Вина и повернулась спиной к наследнице рода Каламанджа, направив все свое внимание на Ормуса.

Отстраненно, как сомнамбула, он ответил на ее вопрос:

– Я назвал его вором, потому что это чистая правда. Это моя песня. Я сочинил ее несколько лет назад. Два года, восемь месяцев и двадцать восемь дней назад, если хочешь знать.

– Брось, Орми, – не сдавалась Персис Каламанджа. – Эта пластинка вышла всего месяц назад, притом в Америке. Она только-только с корабля.

Но Вина напела другую мелодию, и глаза у Ормуса снова загорелись.

– А эту песню ты откуда знаешь? От кого ты могла услышать то, что существует только в моей голове?

– Может быть, ты и эту написал? – поддразнила его Вина и напела обрывок третьей мелодии. – И эту? И эту?

– Да, все эти песни, – серьезно ответил он. – Я хочу сказать – музыку; и гласные тоже мои. Эти нелепые слова я не мог написать. Песня про синие туфли – что за баквас[55]? Но гласные звуки мои.

– Когда мы поженимся, мистер Ормус Кама, – громко заметила Персис Каламанджа, крепко вцепившись в его руку, – вам придется стать немного благоразумнее.

На этот упрек объект ее привязанности ответил веселым смехом – прямо ей в лицо. Потерпевшая сокрушительное поражение Персис в слезах покинула место своего позора. Процесс изъятия ее из анналов начался.

С первого дня Вина безоговорочно приняла пророческий статус Ормуса. Он с такой неподдельной страстностью утверждал, что является подлинным автором нескольких знаменитых в то время песен, что у нее просто не было выбора. «Или он говорил правду, – рассказывала она мне много лет спустя, – или был душевнобольным; принимая во внимание мою тогдашнюю бомбейскую жизнь у хищника дядюшки Пилу, только сумасшедшего бойфренда мне и не хватало». После бегства Персис в воздухе повисла неловкая пауза, а затем Вина, чтобы удержать внимание мужчины, с которым внутренне уже связала свою жизнь, спросила, знает ли он, откуда взялась музыка.

Давным-давно крылатый змей Кетцалькоатль правил воздухом и водой, в то время как землей правил бог войны. То были славные дни, полные битв и всяческих демонстраций силы, но музыки не было, а им до смерти хотелось услышать приличную мелодию. Бог войны оказался в этой ситуации бессилен, но крылатый змей знал, что делать. Он полетел к дому Солнца, который был одновременно и домом музыки. В пути он миновал множество планет, и со всех доносились звуки музыки, но музыкантов нигде не попадалось. Наконец он прибыл к дому Солнца, где жили музыканты. Гнев Солнца, чей покой он нарушил, оказался ужасен, но Кетцалькоатль не испугался и вызвал сильные бури, которыми повелевал. Они были такими устрашающими, что даже дом Солнца затрясся, а перепуганные музыканты кинулись кто куда. Некоторые из них упали на Землю, и так, благодаря крылатому змею, у нас появилась музыка.

– Откуда эта история? – спросил Ормус. Он проглотил наживку.

– Из Мексики, – ответила Вина. Она подошла к нему и бесцеремонно взяла его руку в свою. – Я крылатый змей, а это – дом Солнца. А ты… ты музыка.

Ормус Кама уставился на свою руку, лежащую в ее руке; он почувствовал, как что-то его отпустило, – может быть, исчезла тень подушки, которой брат задушил когда-то его голос.

– А хочешь, – спросил он, сам удивляясь своему вопросу, – я как-нибудь на днях тебе спою?