– Идем.

– Куда? – не понял он, настроившись уже на продолжительную проповедь.

– Тебя ждут на совете, – коротко отозвался Джон.

Исаак вздохнул и вышел вслед за священником-администратором, шлепая босыми ногами по холодному полу. Он никогда не горел желанием встречаться с советом, тем более сейчас. Особенно сейчас. Потому что это «приглашение» могло означать только одно: у него крупные неприятности.

Всю дорогу Исаак провел в безмолвии. На сей раз мысли, которые его терзали, были вполне философскими. Он таращился невидящим взглядом в окно на проносящиеся мимо леса и поля и силился понять, как можно нажить себе неприятности на Земле, самой тихой и самой скучной планете во всей Галактике.

С этой мыслью Исаак откинулся назад. В голове снова стучало, а внутри от тряски поднимался на дыбы обильный завтрак, и рыжий священник боялся, что его стошнит.

Вернувшись в безумный мир из аскетичных стен одиночной камеры, Исаак понял, что возможность размышлять о вечном отдалилась от него на совсем уж заоблачное расстояние. Разум и душу заполнили терзания и мысли о раскаянии. Потом обрушился вечер. Причем скорее, чем того хотелось бы. А вместе с сумерками пришло время от помыслов переходить к действиям. Во всяком случае, братья по Церкви определенно ждали от него покаяния.

Одетый в простую черную форму священника-следователя, Исаак стоял в центре круглого зала. Голова опального служителя культа была смиренно опущена, что не мешало рыжему искоса поглядывать на пять огромных кресел, возвышавшихся перед ним. Сидящие в креслах члены совета изучали что-то на контактных панелях и интереса к виновнику собрания пока не проявляли.

Исаак даже не догадывался, что отображается на этих панелях, но затягивающееся молчание ему не нравилось. А молчали все пятеро, плюс смотритель, который всегда сопровождал посетителей в зал собраний.

В том, что за случившееся его ждет наказание, Исаак не сомневался, как не сомневался, что оно будет достаточно суровым. Но тишина угнетала, а не прозвучавший пока приговор, казалось, тяжелел с каждой секундой безмолвия.

«Что с ним могут сделать? – лихорадочно мелькали в голове мысли. – Ну, допустим, выгонят из Церкви. Обидно, конечно, но не смертельно. Может, и к лучшему». Исаак облегченно вздохнул, но тут же про себя чертыхнулся: «Как же он забыл?! Уйти из Церкви невозможно! Единожды став братом Церкви Света, ты останешься братом до конца».

О конце думать не хотелось, умирать в ближайшее время Исаак не собирался. Ну, и что тогда решат в отношении опального священника члены совета? Какое наказание придумают?

А что бы он сделал на их месте? Придумал бы другую форму наказания.

Исаак дал волю воображению и пришел к выводу, что если члены совета размышляют подобным образом, то ему до конца дней, видимо, придется коротать время в тяжких трудах и бесконечных молитвах. От этой мысли он жалобно покосился на советников.

Тот, что сидел в центре, – седовласый старец по имени Теодор – оторвался от контактной панели и посмотрел на рыжего священника всепонимающим отеческим взглядом. Исаак почувствовал, что уменьшается в размерах.

Теодор откашлялся и заговорил тихим, с хрипотцой, баритоном:

– Брат Исаак, знаешь ли ты, зачем тебя вызвали на совет?

Исаак кивнул.

– Очень хорошо, – похвалил старик и продолжил: – Так как твое поведение не может остаться незамеченным, мы должны решить, что с этим делать…

Теодор снова воззрился на панель и принялся монотонно перечислять прегрешения брата по Церкви. Исаак зажмурился. Не то чтобы он расстроился или раскаялся в том, что натворил прошлой ночью. Скорее, он был удивлен и обрадован, узнав, что совету известны далеко не все его похождения.