– Думаю, всё не так просто, – Лев покачал головой, взял готовый кофе и сделал глоток, – но, безусловно, исчезновение людей и восстановление того сооружения связаны. Возможно, люди погибают. Или их похищают для того, чтобы использовать информационную матрицу… Пока сложно сказать. У каждого мира, а тем более в переходном пространстве, куда мы с вами попали, своя логика. Она может быть нам совершенно чуждой, странной – но важно видеть и находить закономерности. Думаю, так больше шансов выжить.

Помолчали. Лев распечатал печенье и опустил одно в чашку с кофе. Потом откусил размокший кусок.

– Расскажите про Аномалию, – попросил я, – про Зону.

– Боюсь, что не смогу, – улыбнулся учёный. – Я тут впервые. Как и вы.

– Что она такое? – не сдавался я. – С теоретической точки зрения. У вас ведь есть теории? Не может такого быть, чтобы не было.

Лев посмотрел на дверной проём, словно убеждаясь, что никто не собирается войти в помещение. Потом ответил, почему-то понизив голос.

– Понимаете, существует несколько теорий, – сказал он, – а мои коллеги придерживаются традиционного видения.

Он сделал паузу, видимо, ожидая какой-то поощрительной реплики с моей стороны. Но я просто улыбнулся и кивнул.

– После создания теории всего на основе принципа информационного квантования появилось несколько интерпретаций экстремальных эффектов при информационной сингулярности. Та, которой придерживаются коллеги, если сильно упростить, заключается в том, что вся информация, когда-либо и где-либо организованная внутри горизонта событийной сингулярности нашей Вселенной, может быть доступна при локальной реализации эффектов информационного экстремума.

– В Зоне, – сказал я.

– В Зоне, – согласился Лев. – Однако лично я являюсь сторонником многомировой интерпретации.

Он снова сделал паузу, внимательно глядя мне в глаза.

– Поясните, – не выдержал я.

– Информационную конструкцию, лежащую в основе привычного нам мира, можно сравнить с операционной системой, – продолжил учёный, – в которой нечто может возникнуть только после определённой работы программ, производящих информацию. При этом сама суть работы этой системы анизотропна. Вы понимаете, о чём это?

– Вы о том, что раньше называлось термодинамикой, – ответил я.

– Совершенно верно, – кивнул Лев. – И в этом случае эффекты, доступные в Зоне, могут объясняться только существованием параллельных информационных систем.

– Это всё очень интересно, – сказал я, пожимая плечами, – но, к сожалению, любая из теорий никак не поможет нам разобраться в происходящем.

– Отнюдь, – хитро улыбнулся Лев.

– Поясните.

– Традиционный подход предполагает, что логика информационного экстремума будет в целом подчиняться привычной и понятной логике нашего мира, в котором мы все существуем, с поправкой на сложность информации, – ответил Лев. – Тогда как многомировая интерпретация предполагает существование информационных систем, кардинально отличающихся от нашей. С точки зрения обывателя даже близкие информационные структуры – миры – могут значительно отличаться рутинной логикой. И открытая вами закономерность косвенно подтверждает именно эту теорию. Хотя, конечно, оппоненты мне могли бы возразить, что эта закономерность – проявление некой совершенной технологии, цели использования которой мы пока просто не в состоянии постичь. – Лев сардонически усмехнулся и развёл руками, как бы демонстрируя всю нелепость подобного предположения.

Словно в ответ на его жест в столовую вошёл Михаил.

– Утро, коллеги, – кивнул он. – О чём это вы тут?