Жуки дружно бросились в реку и – удивительное дело! – легко заскользили по поверхности, живо напоминая неких чудовищных водомерок. Словно хорошо обученные воины, они быстро окружали незадачливого пловца; тот обернулся, всхрапнул, точно напуганная лошадь, и ещё быстрее заработал руками.

Аргнист поспешно бросил копьё. Руки сами вскинули лук, глаз привычно взял прицел; свистнула выпущенная в упор стрела, битый в глаз жук перевернулся на спину и камнем пошёл на дно, бессмысленно и бесполезно дрыгая всеми ногами сразу.

Второй выстрел оказался не так удачен – остриё скользнуло по твёрдому панцирю, зато третья стрела угодила ещё одному жуку прямо в глаз, составленный как будто из множества мелких стекляшек, словно фонарь над трактиром. Из раны брызнула тёмно‑бурая жидкость, тотчас растворившаяся в речных струях, и тварь отправилась прямиком в глубины омута.

Таковы они, эти стеноломы, – стрелой их взять можно, только если в глаз попадёшь. Когда они частоколы ломают, глаза специальными пластинами панциря закрываются. Тогда их одной только смолой и остановишь.

Для остальных тварей это стало чем‑то вроде сигнала: не обращая более никакого внимания на свою прежнюю жертву, жуки дружно ринулись к Аргнисту. Благодаря этому пловец сумел благополучно выбраться на берег, но одна из бестий походя вцепилась‑таки жвалами ему в ногу. Раздался жуткий рёв, однако отнюдь не боли, а гневной и неподдельной досады:

– Родгар, мои ботфорты!

Мелькнула толстенная мускулистая рука, вся поросшая рыжими курчавыми волосами, кулак размером с добрый кухонный горшок врезался прямо в выпученную гляделку рвавшей сапог твари, отбросив стенолома чуть ли не на середину реки. Глаз превратился в источающее бурую слизь бесформенное месиво, жук как ни в чём не бывало заработал ногами, браво ринувшись обратно в бой.

«Живуч, зараза!»

Остальные стеноломы тем временем выбрались на берег. Стрелы Аргниста уложили ещё троих, однако, когда твари подступили вплотную, старому сотнику пришлось отбросить лук и взяться за копьё.

– Спина к спине со мной вставай, сожрут иначе, олух! – крикнул Аргнист, обламывая жвалы самому шустрому жучаре. Такой выпад и теперь бы воину честь сделал на любом королевском смотру. Выдернув наконечник, сотник тупым концом древка саданул по передним лапам ещё одного стенолома.

Невольный товарищ Аргниста уже бежал вверх по склону. Мощное тело облепляла мокрая тёмно‑бордовая куртка, слишком лёгкая для этого времени года. Низкорослый, с очень широкой грудью, он казался почти квадратным. Руки и плечи были перевиты чудовищными жгутами бугрящихся силой мускулов. Ещё Аргнист успел заметить рыжую, слипшуюся от воды бороду да выпирающие, подобно яблокам, румяные щеки. Перед старым сотником, несомненно, оказался подгорный гном, невесть как очутившийся в лесах Хуторского Предела.

– Эге‑гей, вот я вас!.. – во всю мощь лёгких заорал гном. – И‑й‑эх!

Издав сей оглушительный боевой клич, он с неожиданной лёгкостью прыгнул. Подкованный добрым подземным железом сапог врезался в морду стенолома. Оба глаза лопнули, жвала были сломаны.

– Ар‑таррага! – дико зарычал гном, словно тридцать три подземных василиска сразу, норовя при этом пнуть ещё одного жучару.

– У меня секира за поясом! – не поворачиваясь, крикнул гному Аргнист.

– Р‑родгар! – Тот аж подпрыгнул. – Раньше не мог сказать, человече?!

Гномы всегда славились сварливым характером.

Хуторянин почувствовал, как сильные, цепкие пальцы выдернули оружие у него из‑за пояса, и тотчас же горько пожалел, что вообще вспомнил об этом. Гном бросился вперёд очертя голову.