Какое-то время я растерянно смотрела на эту предложенную руку с подрагивающими пальцами, а затем неуверенно протянула свою тонкую руку с почти прозрачной кистью и осторожно вложила болезненно-белые пальцы в большую мужскую ладонь.
Кир осторожно и очень бережно сжал мои пальчики и больше их не отпускал. И если я думала, что при тряске экипажа мои пальчики могут выскользнуть из его руки, то я глубоко заблуждалась, потому что Кир крепко держал их всю дорогу, не обращая внимания на косые многозначительные взгляды учёного Стонича.
Тепло от руки друга постепенно передавалось и мне, немного согревая и моё замерзшее сердце. Тогда я поняла, что прикосновения Кира мне вовсе не неприятны, я смогу их выносить, и, более того, мне от них немножко тепло. Совсем чуть-чуть, но всё же...
***
Воспоминания прервал такой знакомый голос Кира, полный беспокойства.
Друг искал меня.
Я встрепенулась, оглядываясь, потому что его давно не было в поместье, и я соскучилась. Обернулась, когда Кир со встревоженным лицом уже подходил широкими быстрыми шагами.
— Анна, ты опять одна, — с упреком произнёс Кир, подсаживаясь ко мне и тут же завладевая моими пальчиками.
С того момента в экипаже он теперь всё время так делал, превратив это в привычку и нашу традицию. Он нежно поцеловал костяшки пальчиков и поднял строгий взгляд синих глаз.
— Ты снова ушла в самую дальнюю часть сада. Одна. Без сопровождения. Я неоднократно просил тебя так не делать. Мне было достаточно одного раза увидеть тебя лежащей здесь у пруда в абсолютно беспомощном полуобморочном состоянии, чтобы теперь просыпаться от кошмаров. Ты смерти моей хочешь? Или чтобы я плохо спал?
— Кир, мне захотелось побыть немного одной, — спокойно ответила я, разглядывая с улыбкой нахмуренное красивое лицо. — С приездом. Я скучала.
— Тебе захотелось побыть одной, как и всегда за последние три года, а если судорога опять схватит ногу? А если паника снова придёт? Не думаешь о себе, подумай хотя бы обо мне, — тяжело вздохнул Кир.
Я осторожно вытянула пальчики из его больших тёплых ладоней. Кир не стал возмущаться, зная, что я всё ещё не выношу чужих прикосновений, позволяя только ему ненадолго ко мне прикасаться.
Когда все воспоминания вернулись ко мне, кошмары ещё долго мучили. Успокаивающие настойки учёный Стонич до сих пор не разрешал употреблять, заявляя, что они пока категорически мне противопоказаны, и сначала я ужасно мучилась со своими кошмарными снами.
В храме рядом со мной ночью находилась сестра Таисия, а в поместье – Кир, который успокаивал меня. А если его не было, то я с трудом справлялась самостоятельно, потому что учёный слишком крепко спал, сильно уставая за день.
— Ты что-нибудь нашёл о нём? — нетерпеливо спросила я, с надеждой заглядывая в уставшее и расстроенное лицо друга, отмечая и запавшие глаза и бледное лицо. Как и всегда за последние месяцы, я задавала ему этот вопрос, невольно затаив дыхание.
— Нет, ничего, — ответил Кирстан, устало облокотившись о спинку скамейки. — Меня это уже порядком бесит, но ничего не могу поделать.
Мои плечи опустились.
— Так не бывает, Кир, — хмуро произнесла я, плотнее закутываясь в шаль. — Не бывает, чтобы от человека не осталось совсем никаких следов, никакой информации. Он же не фантом был. Из плоти и крови.
— Видимо, бывает, — поморщился Кир. — Но сегодня... — он торжественно посмотрел на меня, — я принёс тебе из архива министерства копии протоколов допросов всех охранников и других сотрудников тюрьмы, которые могли быть причастны к исчезновению пленника — графа Тубертона, или просто обладать хоть какой-то информацией. И ты сама сможешь изучить все документы. Может быть, я и мои люди что-то упускаем из вида.