Он укачивал сомнения,
убаюкивал печаль.
На любое дуновение
сквозняка он отвечал
тихим стуком, воспарением.
По привычке вековой
он летал, летал над временем
как бессменный часовой.
Что отпущено, то прожито
и осталось между строк.
Сторожил он наше прошлое,
ни минутки не сберег.
* * *
Под веками во тьме бездонной
спрятался мой сон.
Пошит по новой выкройке.
Невиданный фасон.
Края его оборваны
и полы разошлись.
Ветра, влетая стаями
в проемы длинных шлиц,
то всхлипнут легким трепетом,
то шепотом вздохнут
о том, что сну отмерено
лишь несколько минут.
* * *
Бегут по спицам петли.
Носок растет на спицах.
До вечера успеть ли?
С узора бы не сбиться…
Изнаночная, дальше
накид и лицевая.
Запутавшись, я даже
к утру не успеваю.
А что случится, если
к зиме я не успею?
Останусь в этом кресле,
старея постепенно,
твои упреки слушать,
стяжать свои обиды,
осознавать, что лучше
здесь вовсе и не быть мне…
Клубок под ноги брошу,
уйду за ним куда-то,
легко оставив в прошлом
любовь с открытой датой.
* * *
Прости, что не смогла тебя простить.
Я вышиваю синие кресты
на белом ситце.
Никто не скажет, что узор красив.
Никто не сядет рядышком, спросив:
«Тебе не спится?»
Никто-никто в звенящей тишине
отныне нежно не прошепчет мне:
«Как ты прекрасна!
Ну, хочешь, поцелую, обниму?»
И мне уже не надо никому
кивать согласно.
* * *
Памяти Е. Тернового
Всё на ниточке висит –
старый дом и куст сирени.
Из моих стихотворений
вид на запад, где весны
только-только след простыл,
наступает в лужу лето,
где проходит без билета
время с именем простым
(будто это только часть
слова, будь то век ли, год ли,
или час – да что угодно…).
Может быть, пришел твой час
уходить в последний путь
прочь от дома, от сирени…
От моих стихотворений
лишь на запад повернуть…
* * *
Памяти Т. Саловой-Ивановой
Мы попали в октябрь
как в быструю мутную воду.
Нас уносит течением прочь
от последнего лета.
Светом солнечных зайчиков,
в спешке просыпанных где-то,
золотится вдали
ускользающий край небосвода.
Мы не взяли с собою на память
ни света, ни тени.
Мы не взяли с собою в дорогу
ни сна, ни покоя.
Всё гадаем, а есть ли слова
за последней строкою,
И тревожимся,
будет ли дело кому до прочтений.
Может, ангелы в чем-то ошиблись,
напутали даты…
Отмеряя твой срок,
слишком быстро его увенчали…
Ты останешься здесь,
в этой мутной осенней печали.
А меня по течению
дальше уносит куда-то.
* * *
Как будто это происходит не со мной…
И не с тобой тем паче…
Не здесь и не сейчас. Когда зимой
пройдет любовь, она под снегом спрячет
всё прошлое, которое пока
сейчас и здесь, сквозь пальцы утекая,
как будто стихотворная строка
в погоне за любыми пустяками,
все мелкие детали подберет,
все лишние подробности прихватит…
И прошлое пропустит год вперед,
посмотрит вслед ему подслеповато,
увидит, как пишу я от руки
стихи о нас, и очень-очень смутно —
прощальные слова в конце строки,
не сказанные нами почему-то…
* * *
Мы как всегда идем против ветра.
Вместе – в руке рука.
Ветер над нами крутит и вертит
низкие облака.
Что-то случится – дождь или ссора.
Пахнет грозой. Пойми,
может быть, это случится так скоро,
что не успеем мы
спрятаться там, где тише и суше,
чтоб не пришлось идти,
зная, что только слезы и лужи
ждут нас в конце пути.
* * *
Кажется, всё здесь осталось как прежде.
Те же дома и деревья те же,
тени разбросаны всюду небрежно
и паутинок силки
ловят ветра к неизбежным простудам.
Нити дождя появились как будто.
Вот, вероятно, из них мы и будем
на память вязать узелки.
* * *
Стучусь и стучусь.
А быть может, без стука войти?
Бегу и бегу.
А может, остановиться?
Вот маятник мимо летит
с оглушительным свистом.
Вот мимо минуты бегут,
поджимая хвосты.