Предприняв неимоверное усилие, Славка издал истошный вопль, после которого последовала яркая вспышка света, и его уже почти не существующее тело пронзила нестерпимая боль. За этим последовало стремительное падение в до краёв наполненную ванну.

Всё, что Славка более или менее отчётливо припоминал впоследствии из произошедшего с ним, – это шум перетекающей в ушах и заполняющей носовую полость воды, постепенное возвращение сознания, себя, лежащего на кухонной кушетке под огромной простынёй, бабушку, склонившуюся над ним с пропитанной нашатырём ваткой и громко причитавшую:

– Упарился мой соколик, ишь как упарился!

Стоял знойный август 1993 года. Над городским микрорайоном уже с утра нависла плотная облачная пелена, но долгожданной влаги она не обещала, напротив, температура воздуха продолжала неумолимо ползти к сорока градусам. Вдоль прогретого асфальта струилось марево. В квартирах, гоняя раскалённый воздух, дружно работали длинноногие вентиляторы.

Станислав потянул на себя тугую дверь подъезда и, еле протиснувшись внутрь, начал неизбежный подъём на верхний этаж. Слегка задержался на третьем этаже перед выцарапанным на зелёной краске стены посланием: «Все люди – зомби, а солнце – ржавый фонарь. Остановись, Земля, – я сойду!». Ощупал изрядно распухшую левую скулу и заплывший глаз. Буркнул под нос: «Вполне согласен с автором».

Затем он долго возился с ключами у двери. Наконец заедающий замок поддался, и Станислав ступил в прихожую старенькой квартиры своего детства. Квартира давненько пустовала, а у него всё никак не доходили руки забежать и навести здесь хотя бы относительный порядок для приёма очередных постояльцев.

Квартирка эта слыла среди соседей «нехорошей». За последние два года жильцы в ней менялись уже пятый раз. Не приживались они в ней, хоть тресни.

Последний квартиросъёмщик, грузный бесцеремонный кавказец, после трёхнедельного обитания на сдаваемой жилплощади как сквозь землю провалился, не заплатив ни гроша, оставив на диване и подоконниках россыпи свежеизданной ваххабитской литературы. Почти месяц после этого инцидента Славку одолевала милиция. Седоватый следователь с широкими монгольскими скулами и скользящим поверх Славкиной головы взглядом совал ему под нос однообразные фотографии бородатых горцев, отснятых в профиль и анфас, требуя их немедленного опознания.

Деньги Славке были ой как нужны! На днях он потерял одну работку, по своей дури потерял. Конечно, это была не государственная и не бюджетная служба, какую давно уже невозможно было отыскать в его маленьком городке. Так, небольшие шабашки. Фоткал для одного знакомого сутенёра его продажных тёлок в разных пикантных позах. А в свободное от этих заказов время занимался строительно-ремонтными работами на даче у своего зажиточного дружка Серёги Воронкова. Всё-таки строительный техникум за плечами остался как-никак. Там, на дачной мансарде друга, он и проживал уже третий год, сдавая бывшую бабушкину, а теперь уже свою квартиру внаём.

Как и положено идеальному мужику в известной поговорке, он поэтапно достраивал Серёгин дом, высаживал по просьбе его жены Татьяны фруктовые деревья, занимался с хозяйским сыном-первоклассником репетиторством по русскому языку и арифметике. Только всё это было чужое, не близкое, не своё, а потому удовлетворения от проделанной работы Станислав не испытывал.

Постоянного заработка он не имел. А кто его, кроме одиночек-везунчиков, в эти годы имел? Но вчера взбесил его тот сутенёр низкой копеечной оценкой его труда. Вырвал Славка из его рук заказное портфолио, да и разорвал фотки с прелестями всех этих проститух на мелкие кусочки. А за то получил по своей физиономии множественные удары и лишился своего кормильца – фирменного фотоаппарата, отнятого у него в тот момент, когда он, растянувшись на скользком мраморном полу в фойе ресторана, подвернул ногу и, несмотря на свои протестные действия, был грубо вышвырнут за дверь.