– Допивай, – посоветовал доктор.

Но я стоял и растерянно смотрел на очухавшегося велосипедиста, сидевшего в ожидании, когда возвратятся остальные и начнут ходить вокруг да около него; смотрел на залитый кровью пол, на две «машины», прислоненные к стене у двери, словно театральный реквизит, на немыслимый туман и тьму; вслушивался, как голоса то повышаются, то стихают в зависимости от индивидуальных особенностей глотки и обстоятельств.

– Доктор, – услышал я свой голос, кладя монетки на стойку, – часто у вас случаются автоаварии, когда сталкиваются люди в автомобилях?

– Только не в нашем городе! – Доктор скорбно кивнул на восток. – Если ты любитель таких вещей, езжай за этим в Дублин!

Он пересек паб и взял меня под руку, словно собирался поделиться какой-то тайной, которая может еще изменить мою судьбу. Ведомый врачом, я чувствовал, как внутри переливается крепкий портер, с чем приходилось считаться.

Доктор шептал мне на ухо:

– Послушай, сынок, ведь ты не так уж много ездил по Ирландии, верно? Тогда слушай! В таком тумане в Мэйнут лучше гнать велосипед на полной скорости! Чтоб лязг на всю округу! Почему? Чтоб коровы и велосипедисты – с дороги врассыпную! Поедешь медленно – будешь косить десятками, прежде чем они догадаются, в чем дело. И еще: увидишь велосипед, сразу гаси фары, если, конечно, они у тебя действуют. Безопаснее разъехаться с выключенными фарами. Сколько глаз навсегда закрылось из-за проклятых фар, сколько невинных душ загублено! Теперь понятно? Две вещи: скорость и гасить фары, как только завидишь велосипед!

В дверях я кивнул. У меня за спиной пострадавший, устроившись поудобнее на стуле, смаковал портер и, взвешивая каждое слово, потихоньку заводил свой рассказ:

– Так вот, еду я домой, довольный жизнью, качу себе под горку, и тут на перекрестке…

Снаружи доктор отдавал мне последний наказ:

– Обязательно надевай кепку, если выходишь ночью на дорогу. Чтоб голова не трещала, если столкнешься с Келли, или Мораном, или еще с кем из наших. Они-то толстолобые с рождения, да еще если наклюкаются. Они опасны, даже когда ходят пешком. Так что для пешеходов в Ирландии тоже есть правила, и первое – не снимать кепку!

Я не задумываясь достал коричневое твидовое кепи и надел. Поправляя кепи, я взглянул на клубящуюся ночную мглу. Прислушался к притихшей обезлюдевшей дороге, которая на самом деле не такая уж тихая. На сотни непроглядных ирландских миль вокруг я увидел тысячи перекрестков, затянутых тыщей густых туманов, а на них – сонмы летящих по воздуху видений, от которых разит «Гиннессом», в твидовых кепках и серых шарфах, распевающих и горланящих песни.

Я моргнул. Видения исчезли. Дорога замерла в ожидании, опустевшая и темная.

Глубоко вздохнул, зажмурился, натянул на уши кепи, оседлал свой велосипед и покатил по противоположной стороне дороги навстречу здравому смыслу, найти который мне было не суждено.

Я постучал, и дверь широко распахнулась.

Мой режиссер стоял в сапогах и рейтузах для верховой езды. Из демонстративно расстегнутого ворота его шелковой рубахи выглядывал эскотский шейный платок. Увидев меня, он вытаращил глаза. Его обезьяний рот приоткрылся на несколько дюймов, и из легких вырвался сдобренный алкоголем воздух.

– Чтоб я сдох! – воскликнул он. – Это ты!

– Я, – смиренно признался я.

– Опаздываешь! Ты в порядке? Что тебя задержало?

Я показал на дорогу за спиной и сказал:

– Ирландия.

– Боже. Тогда понятно. Добро пожаловать!

Он втащил меня внутрь. Дверь захлопнулась.

– Выпить хочешь?

– Еще как, – вырвалось у меня, затем, услышав свой новоприобретенный ирландский говорок, я учтиво ответил: – Да, сэр.