– Хорошо, Г. У., закрой глаза и расслабься, полностью расслабься, потихоньку, полегоньку, плавно, – бормотал он, пока мои веки смежались, а голова запрокидывалась.
Он продолжал говорить, я продолжал слушать, слегка кивая, вытянув руки и впитывая исходившие от него пары виски, которыми он дышал мне в лицо. Я чувствовал, как расшатываются, разбалтываются кости в суставах, как плоть колышется у меня под кожей, как мне легко, хорошо, приятно, сонно. И наконец Джон сказал:
– Ты уже в трансе, парень?
– Еще в каком, – прошептал я.
– Хорошо. Так и надо. Отлично. Теперь слушай, Г. У. Пока ты в расслабленном состоянии, скажи, какие наставления ты хотел бы услышать от меня. Может, хочешь совет по самосовершенствованию или по поведению на завтрашний день? Выкладывай. Говори. И я просвещу тебя. Только не дергайся. Итак…
Я раздумывал. Голова покачивалась. Веки отяжелели.
– Только одно, – промолвил я.
– И что же это, малыш?
– Скажи мне…
– Ну же…
– Научи меня…
– Чему, малыш?
– Как написать самый величайший, замечательный, сногсшибательный в мире сценарий.
– Будь я проклят.
– Научи, Джон, и я буду счастлив… – сказал я, сонный, в глубоком гипнозе и ожидании.
– Ну, – сказал Джон, придвигаясь ближе. Его дыхание касалось моих щек и подбородка, словно лосьон после бритья. – Вот что нужно делать, малыш.
– Да? – сказал я.
– Напиши самый величайший, замечательный, сногсшибательный в мире сценарий из тех, что когда-либо были написаны.
– Напишу, Джон, – сказал я.
Глава 9
Не так уж часто на долю писателя выпадает молниеносное озарение. Вот он стоит на островерхой башне, умоляя о творческом испепелении, и небеса, поднакопив сил, даруют ему это. Ослепительной раскаленной вспышкой ударяет молния. И на вас за один щедрый миг обрушивается невероятная история, какой вам никогда не придумать.
Вот как это случилось.
Три часа кряду я усердно проработал гарпуном и пишущей машинкой в Кортаун-хаусе. Джон, Рики и я собирались пообедать, чтобы еще разок попытаться ухватиться за бледную плоть великого Чудовища, как вдруг зазвонил телефон. Не прочь отвлечься, мы подняли головы.
Джон схватил трубку, послушал и издал истошный вопль:
– Чтоб я сдох!
Он четко и внятно произнес каждое слово в трубку – нет, не произнес, а проорал:
– Чтоб я сдох окончательно и бесповоротно!
Казалось, Джон пытается докричаться куда-то в Нью-Йорк, а то и дальше. Сжимая трубку, он поглядывал на зеленые лужайки в декабрьском свете, словно надеялся увидеть издали человека, которому он все это кричал.
– Том, неужели это ты? – кричал он.
Телефон прожужжал: да, это действительно Том.
Джон отложил трубку и так же громогласно обратился к Рики на дальнем конце обеденного стола. Я сидел посредине, намазывая маслом тост.
– Это Том Харлей звонит из Голливуда.
Рики ответила одной из своих едва уловимых таинственных улыбок и опустила глаза.
– Том! – сказал Джон. – Чем ты занимаешься? Что делаешь?
Трубка зажужжала.
– Угу, – выразительно сказал Джон, слушая. – Угу! Угу! – кивнул он. – Хорошо, Том. Отлично. Замечательно… Лиза?.. Да. Помню ее. Великолепная девочка… Когда?.. Ну, это же чудесно, Том. Для вас обоих!
Телефон говорил долгое время. Джон посмотрел на меня и подмигнул.
– Том, здесь у нас охотничий сезон. Тут отличная охота на лис. Лучше, чем в Ирландии, не сыщешь в целом свете. Отличные прыжки, Том, тебе понравится!
Рики при этом подняла глаза. Джон отвел взгляд и посмотрел вдаль, на пышные зеленые холмы.
– Лучшей страны не было создано со дня творения, Том. Я собираюсь остаться тут навсегда!
Рики принялась быстро жевать, опустив глаза.