Мы двинулись по травянистому, слегка выступавшему вперед правому берегу через открытое место, огибавшее тростниковое болото. На противоположном берегу росли могучие деревья, а за ними возвышалась крутая стена ущелья. Ручья отсюда не было видно. Справа шел ряд холмов, поросших редким кустарником. Впереди, где кончалось тростниковое болото, русло суживалось, и ветви деревьев почти скрывали ручей. Вдруг Друпи схватил меня за руку, и мы оба припали к земле. Сунув мне двустволку, он сам взял «спрингфилд». За излучиной ручья я увидел голову носорога с длинным, великолепным рогом. Зверь качал головой, и я видел настороженно торчавшие уши и маленькие, свинячьи глазки. Я снял ружье с предохранителя и знаком приказал Друпи лечь. Но тут раздался голос М’Колы: «Тото! Тото!» – и он удержал мою руку. «Манамуки! Манамуки! Манамуки!» – быстро зашептал Друпи, тоже уговаривая меня не стрелять. Это была самка носорога с детенышем. Я опустил ружье, и тут самка фыркнула, и все семейство скрылось в камышах. Детеныша я так и не увидел. По ходу их движения колыхался тростник, потом все стихло.

– Не повезло, – пробормотал Старик. – А рог был на славу!

– А я уж готовился ее уложить, – сказал я. – Не разглядел, что это самка.

– М’Кола видел детеныша.

М’Кола что-то зашептал Старику, энергично кивая при этом головой.

– Он говорит, что поблизости есть еще один носорог, – пересказал мне Старик. – Он слышал фырканье.

– Поднимемся выше, оттуда мы увидим, если кто-то появится. Можно бросить что-то в тростник, – предложил я.

– Хорошая мысль, – согласился Старик. – Может, самец как раз там.

Мы поднялись чуть выше по берегу, откуда открывалось все тростниковое болото. Старик держал наготове двустволку, я тоже взвел курок. М’Кола бросил палку туда, откуда донеслось фырканье. В ответ раздалось еще более шумное фырканье и никакого движения, даже тростник не колыхнулся. Затем вдали раздался шумный треск, и тростник яростно закачался: кто-то мчался сквозь него к противоположному берегу, но кто именно, мы не видели. Затем я разглядел черную спину, широко разведенные, заостренные рога буйвола, взбегавшего вверх по крутому склону. Он бежал, вытянув в одну линию шею и голову с тяжелыми рогами, его холка напряглась, как у разъяренного быка. Я прицелился ему под лопатку, но Старик остановил меня.

– Самец мелкий, – тихо проговорил он. – Я не стал бы его убивать – разве только на мясо.

Мне же буйвол показался большим. Сейчас он стоял боком, повернув к нам голову.

– В моей лицензии еще три буйвола, а нам скоро отсюда уезжать, – сказал я.

– Мясо у него, конечно, очень вкусное, – пробурчал Старик. – Тогда действуйте. Кончайте с ним. Но после выстрела ждите появления носорога.

Я присел, ощущая непривычно большой вес двустволки, прицелился буйволу под лопатку, нажал на курок, но выстрела не последовало. Вместо легкой, послушной работы «спрингфилда» спусковой механизм двустволки словно заклинило. Все это напоминало ночной кошмар, когда хочешь выстрелить, но не можешь. Я постарался справиться с собой, задержал дыхание и снова нажал на курок. На этот раз я добился успеха, ружье выстрелило со страшным грохотом, а когда я очухался, буйвол все еще был на ногах и уходил от нас влево по склону. Тогда я выстрелил из второго ствола, подняв у его задних ног фонтан из каменных осколков и комьев земли. Не успел я перезарядить ружье, как буйвола уже и след простыл, но тут мы все услышали фырканье и тяжелый топот еще одного носорога, мчавшегося из дальних тростниковых зарослей к раскидистым деревьям на нашем берегу, он лишь на секунду мелькнул у нас перед глазами.