два дня есть маленькая свита – в этой свите

я замыкающий и плохо вижу цель.

А цепь звенит, и на цепи поёт свирель,

поёт о жизни нескончаемой своей

в теченье двух в теченье дней… в теченье века -

какой тут век у нас и что тут за страна?

Два дня – Великая Китайская Стена,

в сон уходящая, пришедшая из сна,

два дня – река, строка гекзаметра, улика…

Послушаешь: поют! А жизнь, сама собою,

проходит стороной – такой напрасный труд…

но мы идём за ней тяжёлою гурьбою -

замрёшь на полчаса, послушаешь: поют!

О чём они, когда так тесно в расписаньи

сгустившимся часам, когда не до молитв, -

забыв про небеса, живём под небесами,

а вспомнишь небеса, послушаешь: болит!

Внутри болит – и жмут плащи, пальто и шубы,

жмут хижины, дворцы, и все пространства – жмут,

и музыки почти совсем не помнят губы,

и полотно судьбы почти свернулось в жгут,

и жгут лучи светил – дневного и ночного,

воспоминанья жгут, свистя, как тонкий прут,

но больше жгут стихи: в них жжёт любое слово -

опомнишься от них, послушаешь: поют!

Бумажный храм мечты, надежды храм картонный,

светлопроцветшии крест, как сон твой, невесом…

Но как они поют – над бездной, у которой

гуляем мы с тобой, забывши обо всём!

Как объяснишь, что нет невинней нас!

Невинны все, кто попадает в бурю,

невинны все, бредущие вслепую,

и все, кто верит в случай и в Богдаст.

Невинны все гонимые и все

отверженные, ибо – за чертою,

и все, кто говорит «я вас не стою»,

и все, чья жизнь висит на волоске.

А нам осталось жить – ну, день один,

ну, триста лет, ну, сколько пожелаем:

ведь всё равно за быстрым поцелуем

мы жизнь и всё на свете проглядим -

и нету никакой вины на нас:

невинны, кто отведали лавины.

А те, кто любят, много раз невинны -

они и умирают много раз.

1

Февраль весь белый, весь в извёстке -

и даром что молодцеват!

Сейчас я выйду на подмостки

Конец ознакомительного фрагмента.