Мы закрепили ноги старика. У Дина замок был размером побольше, из-за емкости с жидкостью. Завтра Биттербак должен сесть на Старую Замыкалку с выбритой левой голенью. У индейцев волосяной покров на теле практически нулевой, но лишнего риска нам не надо.

Пока мы занимались ногами старика, Зверюга закреплял его правую руку. А тут и Гарри мягко подошел слева и проделал то же самое с левой. Покончив с этим, кивнул Зверюге, который крикнул ван Хэю:

– Позиция один!

Я слышал, как Перси спросил ван Хэя, что это значит (мне с трудом верилось, что он так мало знает, столь немногому научился за время пребывания в блоке Е). Ван Хэй тихим голосом объяснил. Сегодня «позиция один» ничего не значила, но завтра, услышав команду Зверюги, ван Хэй повернет рубильник, подключая тюремный генератор к блоку Е. Свидетели услышат низкое гудение, а лампы по всей тюрьме засветятся ярче. В других блоках заключенные, видя эти яркие фонари, думали, что экзекуция закончена, хотя на самом деле она только начиналась.

Зверюга встал перед Старой Замыкалкой.

– Арлен Биттербак, вы приговорены к смерти на электрическом стуле, приговор вынесен присяжными и утвержден судьей. Господи, спаси народ нашего штата. Вы хотите что-нибудь сказать перед тем как приговор будет приведен в исполнение?

– Да. – Глаза старика блестели, он радостно улыбался беззубым ртом. – Я хочу съесть на обед жареного цыпленка, я хочу посрать в твою шляпу, я хочу, чтобы Мэй Уэст села мне на физиономию, потому что охоч я до женских «кисок».

Зверюга пытался сдержаться, но безуспешно. Откинув назад голову, он расхохотался. Дин согнулся в три погибели, сотрясаемый приступами хохота. Не отставал от него и стоящий у стены Гарри. Рассмеялся даже ван Хэй, у которого начисто отсутствовало чувство юмора. Я тоже позволил себе смешок-другой, но не больше. Все-таки завтра на том месте, где сидел сейчас Два Зуба, умрет человек.

– Хватит, Зверюга, – прекратил я веселье. – И ты, Гарри. Придержи язык, старик. Если еще раз скажешь что-нибудь подобное, я на самом деле прикажу ван Хэю перевести рубильник в «позицию два».

Два Зуба радостно улыбнулся, как бы говоря: «Но ведь хорошая шутка, босс Эджкомб, хорошая шутка». Но улыбка сразу поблекла, когда он увидел мою суровую физиономию.

– Что-то не так? – спросил он.

– Смешного тут ничего нет. Негоже смеяться, когда речь идет о смерти. Если ты этого не понимаешь, не раскрывай пасть.

Только шутка действительно получилась хорошей, наверное, это меня и разозлило.

Я огляделся. Зверюга смотрел на меня, все еще улыбаясь.

– Черт, – вырвалось у меня, – наверное, староват становлюсь для этой работы.

– Нет, – покачал головой Зверюга. – Ты-то в самом соку, Пол.

Насчет меня он, конечно, ошибся. Из него тоже весь сок уже вышел, и мы оба это знали. Однако приступ смеха прошел. Теперь оставалось только надеяться, что завтра никто не вспомнит шутку старика и не начнет смеяться вновь. Вы скажете, что такое невозможно, не может смеяться надзиратель, подводя к электрическому стулу приговоренного к смерти, однако когда человек в напряжении, случиться может всякое. А потом вспоминать об этом будут еще двадцать лет.

– Угомонишься ты наконец, Два Зуба? – спросил я.

– Да. – На лице старика застыла обида.

Я кивнул Зверюге, показывая, что мы можем продолжить. Он снял маску с медного крюка на задней стороне спинки стула и натянул ее на голову старика. Макушка осталась открытой. Затем Зверюга наклонился, одной рукой достал из ведра губку, надавил на нее указательным пальцем другой руки, лизнул кончик пальца, после чего вновь бросил губку в ведро. Завтра он вложит губку в металлический колпак. Не сегодня. Незачем лишний раз мочить старику голову.