– Учту.

– Обязательно учти. Потому что сломанная нога – слишком дорогая цена за лицезрение мышиного жилища.

– Что?

– Не обращай внимания. – Моя голова уже находилась на уровне лампочки, подвешенной под самым потолком и забранной решеткой. Я чувствовал, как шатается подо мной стремянка. Снаружи доносились завывания зимнего ветра. – Лучше покрепче меня держи.

– Держу, не беспокойся. – Он сжал мои икры, и я поднялся еще на ступеньку. Теперь от потолка меня отделял какой-то фут. Я повел фонариком, но не увидел ничего, кроме паутины.

– Не туда смотришь, Пол, – раздался снизу голос Зверюги. – Посмотри налево, туда, где сходятся две балки. Одна чуть сдвинута в сторону.

– Вижу.

– А теперь направь луч на место их соединения.

Я направил и сразу понял, куда надо смотреть. Балки соединялись шестью штифтами, один из которых вылетел, оставив черную круглую дыру диаметром с четвертак[12]. Я посмотрел на дыру, потом с сомнением на Зверюгу.

– Мистер Джинглес был маленький, но чтобы такой маленький? Вряд ли.

– Тем не менее ушел он через эту дыру. Я в этом абсолютно уверен.

– Не может быть.

– А ты постарайся подлезть поближе и принюхайся, не волнуйся, я тебя удержу.

Я подчинился, упершись одной рукой в потолочную балку, отчего уверенности у меня сразу прибавилось. Вновь завыл ветер, воздух вырвался из дыры, на меня пахнуло ночным холодом… и чем-то еще.

Мятой!

«Не давайте в обиду Мистера Джинглеса», – прошелестел у меня над ухом дрожащий голос Делакруа. Я услышал этот голос и ощутил тепло Мистера Джинглеса, когда француз передал его мне, обычного мышонка, может, умнее многих других ему подобных, но тем не менее мышонка. «Не позволяйте никому причинять вред моей мышке», – попросил он, и я пообещал. Как обещал всем и все, когда им действительно предстояло пройти Зеленую милю. Отправите письмо моему брату, которого я не видел двадцать лет? Я обещаю. Произнесете пятнадцать раз молитву «Аве Мария» за упокой моей души? Я обещаю. Позволите мне умереть под моим истинным именем и выбьете его на моем могильном камне? Я обещаю. Только так можно заставить их пройти последний путь и усадить в конце на Старую Замыкалку без потери рассудка. Обычно я сразу забываю про обещание, но данное Делакруа сдержал. Что же касается француза, то ему пришлось заплатить высокую цену. Перси об этом позаботился. Да, я знаю, его было за что приговаривать к смертной казни, но никто не заслуживает тех мучений, что выпали на долю Эдуарда Делакруа, когда он угодил в объятия Старой Замыкалки.

Запах мяты.

И что-то еще. Что-то внутри дыры.

Правой рукой я достал ручку из нагрудного кармана, левой опираясь о балку, забыв о том, что Зверюга щекочет мне кожу под коленями. Пошебуршав ручкой в дыре, я вытащил щепочку, выкрашенную в желтый цвет, и вновь услышал голос Делакруа так ясно и отчетливо, словно его дух вошел вместе с нами в этот изолятор, в котором Уильям Уэртон находился большую часть времени, проведенного в блоке Е.

«Эй, идите сюда! – произнес голос, веселый и радостный голос человека, забывшего, пусть ненадолго, где он находится и что его ждет. – Идите сюда и посмотрите, что может делать Мистер Джинглес!»

– Господи, – прошептал я, почувствовав, как у меня перехватило дух.

– Нашел еще одну? – спросил Зверюга. – Я вытащил три или четыре.

Я спустился вниз и посмотрел на его большую ладонь. На ней лежало несколько щепочек, эдаких шпаг для эльфов. Две желтые, как и моя, одна зеленая, одна красная. Выкрашенные не краской, а восковыми мелками.

– Господи. – Мой голос дрожал. – Щепки от катушки? Но почему? Почему там?