– Лучше бы не вытаскивали, милорд! – отец семейства махнул рукой. – Мы не знаем, куда деваться от позора. Забирайте ее себе да пустите на удобрения, пусть хоть кому-то принесет пользу.

– Отец… – с горечью прошептала Джейн, и было ясно, что мое успокоительное, которое я налил ей в чай, уже не действует. Слишком много боли прозвучало в голосе. – Почему ты мне не веришь? Мама! А ты…

Я опустил топор, и родители Джейн вздохнули с явным облегчением. Девицы смотрели на меня во все глаза.

– Вам стоит верить вашим дочерям, а не мошенникам, – отчеканил я. – Уходите отсюда. Еще раз появитесь здесь или попробуете причинить Джейн вред – и стены вашего дома начнут извергать корвский дым, а ваши тела покроются язвами.

Язв на теле никто не хотел. Семейство Холифилд отступило еще дальше, и отец Джейн произнес:

– Вот когда у вас будет шестеро дочерей, милорд, вы меня поймете. И испытаете такой же стыд!

Мать Джейн вздохнула и прошептала на всю улицу:

– Распутница! Как же ты низко пала!

И они пошли прочь, стараясь сохранять гордый и оскорбленный вид. Я посмотрел по сторонам: никого не было, ни одна занавеска не качнулась, но было ясно, что соседи не упустили ни слова. Если прямо на улице разворачивается спектакль, то зачем от него отказываться…

Я обернулся к Джейн: она смотрела вслед уходящей семье, которую теперь можно было назвать бывшей семьей, и по ее щекам струились слезы. Я обнял девушку, и она не отстранилась от меня: уткнулась в грудь влажным горячим лицом, и ее плечи затряслись от рыданий.

– Уже все, – сказал я, гладя Джейн по голове свободной рукой. – Ну, ну, они ушли. Не надо плакать, Джейн, все хорошо.

– Пляк им, – донеслось снизу, и сбежавшая мандрагора застенчиво обняла Джейн за ногу.

***

Джейн

– А я больше не убегу. И буду хорошо себя вести. Правда-правда!

Эта мандрагора, кажется, была девочкой: сидела у меня на руках, смотрела во все глаза, большие и застенчивые, и никак не хотела уходить на грядку. Аррен налил мне вторую чашку чая с успокоительным и сказал:

– Понимаю, это сложно понять и принять. Вы любите свою семью, а они вас возненавидели.

Я сделала глоток из чашки. Ужасным была не ненависть, а отвержение. Моя семья выбросила меня прочь, даже не захотев узнавать, как все было на самом деле. Да, так было принято: люди поверят мужчине, а не женщине, над которой он надругался. Женщину всегда найдут, в чем обвинить.

Теперь, встретив родителей и сестер, я поняла, что нахожусь в полной власти Аррена Эленбергера. Больше у меня никого нет.

Могу ли я доверять ему, темному магу, человеку, которого знаю несколько дней, раз самые родные, самые близкие люди отвернулись от меня.

– Теперь я просто обязана выиграть наше пари. Мне надо устраивать жизнь, а патент на зеленую кухню… – в горле встал колючий ком, и в носу защипало. – Пригодится.

– Я кричать больше не буду, – мандрагора ободряюще погладила меня ручонками по колену. – Ты не плачь. Ты хорошая. Пляк им всем! Пляк!

Аррен налил себе чаю и сказал:

– Давайте отменим наше пари. Я и так выпишу вам патент. Соседний участок будут продавать в конце лета, выкупим его, обустроим. Домик там, конечно, старый, но жить можно. За зиму я там все налажу, а весной вы высадите фиалки Вентиветера, потом будете продавать аптекарям и в больницы. На них всегда хороший спрос.

Я посмотрела на него, чтобы убедиться, что он в самом деле это сказал. После всех горьких слов, которые мне сегодня наговорили родители, я с трудом могла поверить в доброту практически незнакомого человека. Мастера зелий и ядов, величайшего отравителя. Моя семья и правда была в гневе и ярости, раз не разбежалась при его появлении.