– Подожди, – громко говорит он, – я вот тебя хочу попросить. До всего.

– Да? – любезно отзываюсь я.

– Ты поддержи мою добрую инициативу по поводу иппотерапии. Я не для себя стараюсь. Я для детей стараюсь. Я хочу, чтобы каждый ребенок города познакомился с лошадью. Ты подпишешь мое открытое письмо Невзорову?

– Невзорову? А почему именно ему?

Юрист Слава волнуется еще больше. Лицо его краснеет. Губы прыгают. Руки дрожат. И голос тоже:

– Как ты не понимаешь?! Я обращаюсь к нему как к знатоку лошадей. И опытному пропагандисту. Надеюсь, ты хотя бы знаешь, что его лошади прекрасно читают?

Отодвигаюсь по возможности дальше.

– Как это – лошади прекрасно читают?

– Очень просто, читают и пишут по-латыни. Невзоров – гений. Я очень рассчитываю на его поддержку. У Самары огромное будущее в плане иппогорода. Мы еще выйдем на улицы!

Он немного стучит по рулю опять. И еще раз. Автомобиль коротко и тревожно гудит.

– Слава. Я подпишу, – говорю я, – обязательно подпишу. Мне нравятся лошадки.

– Лошадки! – вскрикивает он. – Лошадки! Вот оно, бескультурье! Безнравственность! Лучше вообще молчи! Будешь курить?!

– Не курю, – робко хрюкаю я.

– Не куришь? А почему ты не куришь? Все равно у тебя ни экологического сознания, ни экологического соображения нет!

Он закуривает сигарету, гневно исчезает в беловатом дыму на время. Потом произносит настойчиво и твердо:

– Лошади бессмертны! Учти это.

Я обещаю. Открываю дверь. Осторожно выставляю в осеннюю лужу обе ноги, как и рекомендуется правилами хорошего тона. Потом выхожу из машины целиком. Пачкаюсь. И руки, и джинсы, и еще куртку.

– Слава, ты не жди меня, хорошо? – говорю уже с улицы. – Я сама, сама. Все-таки такой вопрос, такой вопрос. Деликатный.

– Да мне все равно вообще! Делайте, что хотите! – На меня он уже не смотрит. Обиделся.

Немного елозит на месте, уезжает. Я поворачиваюсь, иду на остановку. Отправляюсь домой. Разговаривать с гинекологиней про четыре тысячи рублей больше не хочу. В маршрутке на моей ноге удобно устраивается роскошная дама, спасаю ногу, обращаю внимание на дамин шейный платок. На платке играют гривами лошадиные головы, красиво. Почему-то считаю это логическим завершением истории. Еду с удобствами, цивилизованная женщина. Маршрутку поливает дождь.

А может быть, кому-нибудь интересно, как делают рентген желудка. Это происходит так. Вы ничего не едите и не пьете с утра. Точнее, с вечера прошлого дня, и вот наступает утро следующего дня, и вы подходите к нужному кабинету. Кабинет расположен на втором этаже городской больницы, и попасть к нему можно двумя путями: один скучный, через приемный покой и переходы по коридорам с поворотами, мимо палат, другой – гораздо лучше, непосредственно с улицы, по железной лестнице из ржавых полосок и скрученных трубок, – перила поют, ступени стонут, – попадаете на обширный балкон. На балконе кожаная кушеточка из больничного инвентаря для проведения свободного времени, неуместное пластмассовое кресло в форме сачка для ловли рыб, полулитровая банка на треть заполнена окурками.

Балконная дверь строго напротив утяжеленной двери рентгеновского кабинета, восемь утра, несколько полных женщин несут в руках мокрые пакеты с молоком – выдали за вредность, молоко всегда выдают за вредность. Вы договариваетесь об исследовании, где будете платить: здесь – тогда девятьсот десять рублей – возьмите – я не сдам – сдачи не надо – подождите.

Наименее полная женщина разводит в подсобном помещении барий в стакане воды. Стакан, полный бариевой взвеси, напоминает какие-нибудь свинцовые белила (хоть вы не уверены в определении), или вот в столовых раньше сметана так раздавалась – стакан, полстакана. Были у вас талоны на усиленное питание, спортивная секция беспокоилась.