«Черт бы побрал эту бабу!» – мысленно вздрогнул Павел и поспешно переключился обратно на концерт.
Разбитная Лолита лихо посылала какого-то бедолагу «на небо, за звездочкой», и Павел опять поморщился:
– Не эстрада, а кунсткамера какая-то. Смотреть нечего!
Марина, давняя поклонница Лолиты, бросилась на защиту кумира:
– Вечно ты брякнешь. Еще бы музей мадам Тюссо вспомнил! Да Лолита – гениальная женщина! Мне бы так выглядеть на шестом десятке!
– Ой, не дай Бог, ты до такого маразма дойдешь, сразу разведусь. Так и знай, – поддразнивал жену Павел, бессознательно вымещая на ней скопившееся за день раздражение. Марина, женщина эмоциональная и недалекая, послушно проглотила наживку и вспылила.
– Успокойся. Не докачусь. Для такого деньги бешеные нужно иметь, а у нас их не предвидится.
– Ну понесла-а-а, – с досадой протянул Павел, решительно отставил в сторону тарелку с недоеденной картошкой и поднялся. – Спасибо, я сыт. Пойду к себе.
С грохотом отодвинув стул, он направился в кабинет, на секунду задержался возле Варюшки, ласково погладил дочь по голове, словно извиняясь за их с Мариной пустую перебранку, и вышел из кухни.
– На правду не обижаются, – донесся до него язвительный голос жены.
– Как старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке», ей-богу! – бормотал Павел, осторожно пробираясь по полутемному коридору.
Кабинет располагался в дальнем конце дома возле кладовки.
– Глаза завидущие, руки загребущие. Все мало, всегда мало, – шепотом ворчал он, запираясь на ключ.
Плохонький камин, походивший на низкую печь, сиротливо взирал на него пустой черной глазницей. Павел давно мечтал облицевать его мрамором, но все как-то по деньгам не вытанцовывалось. Вооружившись кочергой, он аккуратно вычистил золу, нащипал лучины, разжег огонь и подбросил пару сосновых поленьев. Временами ему хотелось побыть в одиночестве, поразмышлять, тогда Градов располагался у камина и, пристально вглядываясь в затейливо переплетающиеся рыжие лоскуты пламени, думал, думал…
Придвинув к ожившему камину старенькое кресло, он уселся с твердым намерением просидеть так до прихода дочери. Огонь страстно вылизывал недовольно потрескивающие поленья, и Павел задумался.
В последнее время жизнь шла наперекосяк; бизнес постепенно умирал; жена заела; любовница мотала нервы и сосала деньги, будто пиявка; Лиза тревожила; и только Варенька, ангел, грела душу.
«Который час? – спохватился Павел и озабоченно взглянул на каминные часы. – Уже половина десятого, а Лизы еще нет».
Полгода назад после очередного увольнения и вынужденного двухмесячного безделья Лизы он устроил дочь к Каспарову секретарем. Андрон неохотно пошел на это, заявив, что иметь с Павлом какие бы то ни было дела зарекся. Однако, спустя месяц, уступив настояниям заботливого родителя, сдался и установил для взбалмошной Елизаветы (а о том, что она с «норовом», знал уже весь город) три месяца испытательного срока. Испытательный срок закончился два месяца назад. Лиза получила постоянное место в компании, зарплату ей повысили, и беспокоиться, казалось бы, больше не о чем. Павел, однако, тревожился, одолевали нехорошие предчувствия, он старался гнать дурные мысли, но они упорно возвращались. Старый стал, пятьдесят три – это вам не фунт изюму. Нервы ни к черту, здоровье хилое. Павел тяжело поднялся, подошел к сейфу, достал оттуда бутылку армянского «Ани» и налил полбокала. Пить он бросил, но время от времени позволял себе в качестве сосудорасширяющего сто грамм. Выпил залпом, удовлетворенно крякнул, вытер рот ладонью и, вспомнив о звонке Сабины, решил отложить разговор до завтра.