– Дад, чего это ты его наглаживаешь? – крикнул стоявший у камней старик Ахра Абидж.

– Здравствуйте, – смутился Амза и шагнул к берегу.

– Ну как, упругий, да?

– Да.

– Упругий… – Ахра присел на ржавую бочку. – Я тоже в молодости трогал дельфина. Их тут много, но к человеку редко плывут. Ко мне приплыл однажды.

Старик усмехнулся, посмотрел на свои исчерченные полосами сапоги, потрогал ноговицы[5]. Амза любил его рассказы, но сейчас боялся продолжения – придется слушать Ахру, а так хочется заняться дельфином…

– Здравствуйте! – поздоровался Даут, на бегу взлязгивая ведром, в котором были две рыбины.

– О… вы его и кормить решили! Что же это, приручаете?

– Ага, – улыбнулся Амза.

Дельфин в следующие минуты окончательно ожил. Медленно плавал вдоль берега, смотрел на братьев.

– Интересно, это мальчик или девочка? – спросил Даут.

– Тебе-то что?

– Ну… интересно.

Солнце поднялось над холмами, укрепило день. Облаков не было. Ветер бережно подталкивал волны к гальке. Пахло морем. Со стороны Пицунды выплыли две лодки, за ними следовал баркас. Возле пятиэтажки взвыла бензопила, затем в многоголосых окриках умолкла. Над бухтой пролетели две чайки.

Дельфин отплыл от братьев. Амза бросил ему небольшого осетра. Афалина заинтересовался подарком, но, вместо того чтобы съесть его, начал им играть: неспешно подталкивал носом, топил, затем поднимал к поверхности. Осетр вернулся к Амзе. Юноша рассмеялся.

– Значит, не голодный, – Даут нахмурился.

Амза, стоя в воде, опять кинул рыбу – теперь подальше. Все повторилось.

Дельфин оставался безмолвным. Отплывал от берега. Возвращался. Играл осетром. Иногда оставлял на поверхности лишь загнутый серпом плавник и застывал на месте. Порой переворачивался, закручивал хвостом ворчащие буруны.

Амза был так счастлив, что постоянная улыбка утомила лицо. Найти дельфина на берегу, трогать его, затем спасать – это было необычным, радостным делом. Амза представлял, какими словами и жестами расскажет обо всем родителям.

– Не понимаю, зачем он выбрался на берег? – промолвил Даут.

– Не знаю… Наверное, случайно.

Старик Ахра, наблюдавший за братьями, скрутил папироску, смочил шов языком и закурил. Дым медленно опускался из его носа, путался в седых усах, затем густыми завитками расплывался по сторонам.

Подаренная афалине рыба наконец утонула.

– Амза, пора идти. Мама будет ругать.

– Да… Но ведь он не уплывает. Когда еще удастся так поиграть?

– Он тут может до вечера плавать… Нам пора. Пошли!

Даут вышел на берег. Опустившись на гальку, вытер ноги, затем натянул чувяки. Амза вздохнул – возвращался спиной к дороге, чтобы дольше наблюдать за диковинным другом. Дельфин, заметив, что его покидают, замер. Все так же беззвучно смотрел на Амзу. Нырнул и вскоре показался с потрепанным осетром на носу.

Амза угрюмо подошел к брату. Не просушивая ног, обулся. На лбу его протянулись морщины. Движения юноши были резкими, выдающими раздражение.

– Ладно тебе, не расстраивайся, – улыбнулся Даут.

Дельфин подкидывал рыбу, ловил ее, окунал, смотрел на уходивших ребят. Старик Ахра остался курить – уже вторую папиросу.

Едва братья вышли на дорогу, Амза подпрыгнул:

– Да!

– Что?

– Мы видели дельфина! – почти крикнул юноша, ухмыльнулся, потом вовсе рассмеялся. – Кто еще видел дельфина так близко, а? Никто! А мы его даже трогали, гладили! Ведь это… ноздрю на макушке видел?

– Ноздрю на макушке?

– Именно! Надо будет всем рассказать!

Амза, довольный случившимся, бодро вскидывал руки, палкой обдирал крапиву, отпинывал камни.

Подул ветер. Возле солнца скромным сопровождением проявились ветхие облака. От мыса чаще взлетали чайки, они торопились к рыбачившим вдалеке баркасам. Во дворе Батала Абиджа, соседа семьи Кагуа, залаяли псы.