– Буду счастлив и польщен! – Его туша радостно заколыхалась. – Заходите к нам в любое время.

– И обязательно закажите его фирменный шницель! – посоветовал из другого угла зала кто-то из друзей детства. – Он так и называется – «Шницель от Питера», вкусней не готовит никто в нашем городе.

– А для детей у меня существуют специальные предложения, – просиял от похвалы Питер, – парни часто берут сюда детей с собой. Раньше брали, пока дети не выросли. Но детское меню осталось для всех остальных детей нашего района.

Я полезла в карман за единственной десяткой. Не беда, если не хватит, скажу, что отдам в ближайшие выходные.

Но Питер пресек мои поползновения:

– Не обижайте старого Питера, дорогая фрау! Я совершил оплошность, и позвольте мне подарить вам сегодняшний ужин. А вы придете еще и, может быть, станете нашим постоянным клиентом.

Я тоже подобрела после сытного ужина, поэтому не стала повторять, что меня не волнует моральный облик драгоценного доктора. Мой взгляд опять скользнул по экрану.

Камера продолжала плыть вдоль домов, величественные старинные особняки сменились домами попроще. В душе у меня опять шевельнулось, мягкий котенок в ней проснулся и выгнул спинку. Я безотчетно поймала себя на мысли, что знаю, что окажется в объективе секундой позже. Сначала будет мост с витой чугунной решеткой, за ним здание цирка на площади, а потом… потом…

– Сейчас будет наш дом! – закричала я, вскакивая со стула и рукой указывая на экран. – Сразу за цирком! Наш дом! В котором мы жили раньше!

Все присутствующие обернулись к экрану, даже доктор Амелунг на мгновение забыл про свой диван.

Вот мост, цирк, а дальше… Дальше, если зайти под арку и пройти через грязный асфальтовый пятачок двора, будет помойка с вечно переполненными и вонючими мусорными баками, а за ней другой двор. В этом дворике, совсем маленьком, в дальнем правом углу скрипучая деревянная дверь, выкрашенная в темно-коричневый цвет. Дверная ручка часто отваливается, оставаясь в руках, и дворничиха привязала веревочку для удобства жильцов, веревочка держится прочно и всегда выручает, когда ломается ручка. На двери сверху прибита синяя табличка с номерами квартир. Наша квартира на высоком третьем этаже, номер восемь…

Камера предательски дрогнула и перескочила на панораму другого берега, на сияющую свежим золотом церковь. Но, боже, отчего она так сияет?..

– Вы тоже были в России, фрау Таня? – задал доктор Амелунг странный вопрос.

– А где?.. – Я отказывалась принять очевидное. – Почему? Там же мой дом, за поворотом… Покажите мне его!

– Вы жили в Петербурге? – с живым интересом спросил кто-то, то ли Боб, то ли Макс. – Вам понравилось в России? Я брал туда тур этим летом, с женой. Хорошо, только слишком дорого.

Я очнулась от сна наяву, с удивлением оглядела присутствующих.

Кто из них говорил о России? При чем здесь Россия? Я, разумеется, слышала про Петербург, но я НИКОГДА НЕ БЫЛА в России. Я никогда не была в России и только что чуть не увидела свой дом. Но ведь я живу здесь, в Бремерхафене, и дом у меня в паре кварталов отсюда, совершенно другой, чистенький и белый, с полным цветов садиком, со свежеподстриженной живой изгородью… А до этого жила в Мюнхене, а до этого… О, Боже!

– Что это? Что это было? – со слезами в голосе беспомощно обратилась я к присутствующим и почувствовала, как мелко дрожат руки.

На экране продолжалась демонстрация путевых наблюдений. Какая-то незнакомая женщина бредет по незнакомой пешеходной улице. Она останавливается у фонтанчика – в струях воды на весу покоится большой каменный шар – бросает монетку.