Женя снова хотела сказать что-то язвительное, но вдруг осеклась.

– И наш абсолют тоже длится вдвое дольше вашего, – произнесла Аэлита уже совершенно обыкновенным голосом.

– Да у тебя вообще все, что ни назови, в два раза больше… – усмехнулся Тимур. Женя сделала ему страшные глаза – и он вдруг понял, что, по крайней мере, насчет абсолюта эта странная девочка права: «коминтерновцев», кажется, было не видно и не слышно еще добрый час после того, как у всех остальных послеобеденный отдых завершался.

– Не все. Тяжесть – почти в три… в два с половиной и эр боихо-ц’у. Но меньше.

Гадать, что это означает, по-видимому, никакого смысла не было.

– Так сможешь выйти? – примирительно повторил Тимур.

– Да, – сказала Аэлита. – Я смогу… Меня не хватятся, мы устаем и крепко спим. Подумают, что я сплю, как все… – она замолчала, – …а я уйду.

* * *

– Она не придет, – сказал Тимур, пряча под досадой облегчение. Потому что, конечно, очень интересно послушать, что расскажет Аэлита, показать «Артек» ей тоже хорошо бы, иначе она со своими «стражами» так его и не увидит… Но беречь он должен не Аэлиту, а Женю. Приключений же с каждым днем становилось… что-то слишком много. И сегодняшняя тайная прогулка обещала их еще больше.

Тут же он устыдился этих мыслей. Слова «находится под нашей охраной и защитой» не кто-то из взрослых надиктовал, они сами пришли. А человек может нуждаться в охране и защите никак не меньше, чем сад возле дачи! И кто сказал, что Аэлита не нуждается?

– Может, скоро выйдет все-таки, – без особой убежденности произнесла Женя.

– Жень, да мы ее уже больше четверти часа ждем, – виновато ответил Тимур. – Еще немного – и вообще незачем будет выходить: «абсолют» не безразмерный все-таки. Даже у них.

– Может, ей там время посмотреть негде.

– А зачем ей смотреть? У нее же эти, встроенные…

Они ждали в зарослях дрока почти прямо напротив входа в двухэтажный корпус «баклажаночек», оттуда как раз хорошо были видны часы на фасаде. Тем не менее Женя достала из кармана безрукавки «траншейные» часы-браслетник (отцовские, понял Тимур), внимательно посмотрела на циферблат, словно пытаясь взглядом сдвинуть стрелку, и сделала было движение спрятать их обратно, но вдруг передумала. Решительно застегнула кожаный ремешок на запястье.

Именно в этот момент из дверей корпуса кто-то вышел. Тимур приподнялся, однако это оказалась медичка в белом халате и закрывающей волосы косынке. Двое охранников у входа проводили ее равнодушными взглядами.

Ребята прождали еще минут пять, а потом молча признали: что-то пошло не так, сегодняшняя встреча отменяется. Женя поднесла было к губам ракушку, но тут на ее плечо вдруг легла рука. Узкая ладонь, тонкие, хрупкие пальцы, белая до синевы кожа…

– Не надо, – прошептала Аэлита. – Днем – не надо.

– Извини, – так же шепотом ответила Женя. – Я вспомнила раньше, чем заговорила, то есть я не заговорила, никто не…

– Да, – кивнула Аэлита. – Никто не. Это хорошо.

– Ты как… – Тимур осекся, уже без объяснений поняв, как она сумела выйти: Аэлита была в белом медицинском халате, а голову ее покрывала косынка с красным крестом, – …нас нашла?

– По ней, – Аэлита указала на ракушку. – Когда она молчит, слышевижу только я.

* * *

На холм они взобрались довольно бодро. Тимур втихомолку все удивлялся, как это Аэлите удается держаться с ними почти вровень (правда, и он, и Женя старались особенно не спешить), но в кипарисовой роще силы ее иссякли. Пришлось вести под руки.

«Слышевижу». Надо же! Скорее всего, она просто по-русски еще не очень хорошо говорит. Но если уж такой радиоаппарат (и вправду, чуть ли не для шпионов) может еще и пеленг взять, то… И насчет встроенных чувств она, похоже, не наврала, хотя про такое даже у Жюля Верна не вычитаешь…