– Прости, что я так и не смог вам п-помочь, – говорит он и немного отстраняется от меня, чтобы заглянуть мне в глаза. На щеках его красные пятна, и по ним текут ручейки слез. – Я знаю, что ты сказал, что мне не надо туда, но я и вправду хотел вам п-помочь…

Я подхватываю его на руки, устраивая поудобнее, и несу назад к танку, и только теперь понимаю, что штаны у него промокли спереди совсем не от дождя.

Джеймс страшно перепугался. Он, наверное, был здорово напуган всем происходящим, но тем не менее он не побоялся сбежать из «Омеги пойнт», потому что уж очень хотел нам помочь. Потому что хотел сражаться вместе с нами.

А я мог наказать его за это.

Черт пробери, да он самый храбрый человек на всем белом свете!

Как только мы все снова устраиваемся в танке, начинаем понимать, что теперь и сами не знаем, что нам делать дальше.

Нам некуда ехать.

Глубина и серьезность всего случившегося только теперь начинают доходить до нас. И даже если мне повезло, и я смог бы похвастаться добрыми новостями, это совсем не означает, что нам не о чем горевать.

Касл находится в каком-то полукоматозном состоянии.

Кенджи, пожалуй, единственный, кто пытается поддерживать жизнь в нас всех. Он единственный, у кого еще срабатывает инстинкт самосохранения. Мне кажется, что в этом не последнюю роль играет Касл. Так как мы лишились своего лидера и никто теперь нами не руководит, кому-то надо было занять место ведущего.

Но хотя Кенджи пытается завладеть нашим вниманием, мало кто отвечает на его попытки действовать дальше. День закончился гораздо раньше, чем мы ожидали. Солнце опускается, погружая всех нас в темноту.

Мы все устали, мы сломлены изнутри, и мы больше не в состоянии функционировать.

Похоже, сон – это сейчас единственное, что нам всем остается.

Джеймс шевелится у меня на руках.

Я мгновенно просыпаюсь, моргаю и замечаю, что все вокруг еще спят. Солнце поднимается над горизонтом и наполняет все вокруг своим светом. Утро сегодня такое спокойное и тихое, и кажется невероятным, что где-то на земле что-то не в порядке.

Реальность тем не менее очень быстро напоминает о себе.

На мою грудь будто набросали кирпичей, в легких страшное давление, все суставы ноют, во рту почему-то металлический привкус. Все это служит напоминанием о долгом дне, еще более долгой ночи и о мальчике, свернувшемся калачиком у меня на руках.

Смерть и разрушения. И крохотный лучик надежды.

Кенджи отвез нас в какое-то пустынное место и применил остатки своей силы, сделав танк невидимым на большую часть ночи. Это был единственный способ, чтобы у нас была возможность немного поспать и переждать сражение. Я до сих пор не могу понять, как устроен этот человек. Он, конечно, намного сильнее, чем я мог предположить, надо отдать ему должное.

Мир вокруг нас как-то жутковато притих. Я немного подвигаюсь на своем месте, и Джеймс тут же просыпается. Как только у него открывается рот, он мгновенно начинает задавать свои вопросы. Его голос мешает остальным, и мои друзья начинают просыпаться один за другим. Я протираю глаза ладонью и устраиваю Джеймса на своих коленях поудобнее, прижимая его поближе к себе. Потом я целую его в макушку и прошу немного помолчать или, по крайней мере, говорить потише.

– А почему? – интересуется он.

Я сам закрываю ему рот рукой.

Он отводит мою руку в сторону.

– Доброе утро, солнышко. – Кенджи моргает и смотрит куда-то в нашем направлении.

– Доброе утро, – отзываюсь я.

– Я с тобой не заговаривал, – говорит он, стараясь улыбнуться. – Я обращался к солнышку.