Тот, другой, отвечает быстро и решительно:

«Я не собираюсь красть твой клан. Ничего ещё не определено, не сдавайся раньше времени. И оставь уже эти разговоры о том, что оставшееся время надо потратить с пользой… Возвращайся, Ледышка. Эгоистично было оставить всех тех, кто тебя любит, и я не только о твоём клане говорю… и не только о ней. Ты понимаешь?»

Если бы меня сейчас спросили, какая на вкус вина, я бы сказала, что она кислая. Кислая настолько, что горло немеет и глаза режет.

«Понимаю. Только я не вернусь, Тай, и ты знаешь, почему. Прости меня. И постарайся помириться с Ириано – настоящий сын всегда лучше «почти сына», даже если иногда кажется, что это не так».

«Но…»

«И я тоже люблю тебя. Прости… и спасибо, что не вышвырнул меня из своего сна».

Звон будильника застал меня врасплох. Я вылезла из-под одеяла, нажала на заветную кнопку, доплелась до ванной, умылась ледяной водой, переоделась – и только потом, собственно, проснулась.

К сожалению, только я.

– Этна? – вкрадчиво протянула я, трогая подругу за плечо. – Ты вставать собираешься?

– Отстань, садистка! – простонала она, утыкаясь в подушку. – Тебе хорошо, ты выспалась.

– Ты легла раньше меня! – искренне возмутилась я.

– Зато ты спала крепче и не слышала, что устроили эти, – проворчала Этна, спуская наконец ноги на пол и морщась так, словно была королевой, которую разбудил запах с конюшен. Бледный свет едва-едва сочился сквозь задёрнутые шторы, и из-за этого казалось, что до утра ещё далеко.

Третья кровать в комнате была заправлена, словно Сианна и не ложилась вчера.

– И что они устроили? – шёпотом поинтересовалась я, складывая высохшие за ночь полотенца в пляжную сумку.

– По дороге расскажу, – угрюмо пообещала Этна.

И действительно, рассказала.

История получилась крайне неприятная. Около двух пополуночи вернулись наконец наши соседки – пьяные в хлам, с бутылками вонючего пива в руках. Бутылки дожили ровно до той минуты, когда их попытались убрать в холодильник, а потом подло вывернулись и в суицидном порыве сиганули на кафель – по крайней мере, так считала Ксения, громогласно заявившая, что «они сами». Убирать осколки пришлось Сианне, которая спала с самого края, ближе всех к холодильнику.

Но на этом сестрички Блиц не остановились и продолжили дебош уже в своей комнате. Они то запевали что-то народно-тягучее, то звонили по телефону и пьяно жаловались какой-то «Эллочке» на «этого подонка», то принимались ругаться друг на друга. Я из-за своих специфических проблем спала крепко и ничего этого не слышала. А вот Сианна около четырёх часов утра не выдержала и ретировалась из номера. Вскоре после этого, как ни странно, сёстры умолкли.

Таким образом два часа здорового сна Этне урвать всё же удалось.

– Бедняга… – посочувствовала я. – Ну ничего, днём выспишься. Всё равно делать нечего, на пляж в жару нельзя. Что смеёшься?

– Да вот, смотрю, не только наши старухи хорошо повеселись ночью. Вон там, – Этна ткнула пальцем в полосу прибоя, – тоже какой-то пьяный герой прикорнул. Эй, ты чего? Тебе плохо?

– Этна… – Похолодевшие губы с трудом слушались. – Он не спит. У него голова в воде. Полностью.

Дальше было очень много суеты. Дежурный в холле долго не мог понять, чего от него добиваются две зарёванные девчонки – от шока мы и двух слов по-заокеански связать не могли. Потом, когда до несчастного дошло, какое такое «тело» мы имеем в виду, бедный парень свалился в обморок. Ещё бы, после ночного дежурства и весёлых новостей с утра пораньше…

Затем приехала полиция, и место оцепили. Труп осмотрели и убрали с пляжа, но красно-белые ленточки заграждения оставили. У нас по три раза взяли показания, напоили успокоительным, а потом оставили в столовой, препоручив заботам вовремя подоспевшей Сианны. Завтрак был в самом разгаре, но есть совершенно не хотелось. Перед глазами так и стояло неестественно застывшее тело, иссеченное глубокими царапинами. И жуткая улыбка на мёртвом лице…