Она приходила, когда хотела, а уходила, когда надоедала бесконечными рассказами о своей сложной жизни. Ему оставалось только слушать и не перебивать. Вот и вчера Светка явилась в обед, а ушла почти за полночь, когда он провалился в угарный сон.

Вчера с Толиком Черкасовым они праздновали Первомай. Начали вдвоем, но к вечеру повалили гости, и счет водочным бутылкам перестал быть насущным. Насущным стало отсутствие хорошей закуски, потому что Олег никогда не позволял себе опускаться до тупого пьянства. А если когда такое и случалось, то исключительно под хорошо продуманную до мелочей трапезу, и, судя по девственно чистому холодильнику, вчерашняя трапеза удалась.

После завтрака он вернулся на диван и удивился включенному телевизору. По каналу новостей диктор ритмично открывала рот, но звук отсутствовал. Он хорошо помнил, как сам вчера выключил телевизор, а кто же тогда включил… Светка, наверное.

Стоило ему присесть на диван и открыть банку пива, тотчас прибежал Фурсик и взобрался на колени. Собачья наглость зашкаливала по всем параметрам, но именно сегодня хозяин не хотел поддаваться агрессии. После первого же глотка голова перестала гудеть набатом. Нет, все-таки похмелье вещь правильная. Умеешь пить, умей и опохмеляться.

Телевизор он не выключил. Тупо уставившись на голубой экран, блаженно потягивал пиво и усердно контролировал стихающую головную боль. Когда живительный эликсир был выпит до последней капли, Олег вытянулся на диване во весь богатырский рост, сладко потянулся и уставился в потолок. Фурсик улегся рядом, голову с передними лапами разместил на животе хозяина, тихо засопел и задергал мохнатыми ушами. В такие моменты собака, словно экстрасенс, успокаивала расшатанные нервы, перенаправляла отрицательную энергию, очищала ауру, намагничивала полярности. Олег в порыве благодарности нежно потрепал пушистое ухо, почесал шерстяную спинку.

– Вот так, Фурся. Вот так.

Шпиц открыл один глаз, навострил уши, но что конкретно означало данное высказывание, так и не понял. Снова прикрыл от удовольствия глаза, зевнул и протяжно выдохнул. В таком положении они могли лежать часами. Человек думал о насущных проблемах дальнейшего существования, а пес просто дремал, иногда сучил задними лапами, облизывал пересохший нос, и думать о собачьих неурядицах ему не хотелось по той лишь причине, что таковых в природе никогда и не существовало. В кормушке всегда горой лежал корм, в поилке имелась сомнительной свежести вода, а прогулка на свежем воздухе с периодическим свершением накопившихся нужд стояла в приоритете животного счастья и служила мотивацией для собачьей преданности. Но иногда Олегу казалось, что преданность эта тщательно скрывала давно свершившееся преступление, в котором один был участником, а второй – соглядатай. Именно оно так гармонично и вовремя объединило человека и его четвероногого друга, что теперь один находил утешение в другом, а тот другой уже и не знал, как отвязаться от черных бусиновых глаз, зорко наблюдавших за каждым его движением, храня упрек и в то же время сострадание.

Через час резкий звонок в дверь нарушил мужскую идиллию.

– Голову лечить будем? Нет? – На пороге, переминаясь с ноги на ногу, с пакетом баночного пива стоял долговязый Толик.

– Я уже подлечился.

Олег широко распахнул дверь, пропустил товарища прямо на кухню и аккуратно осмотрел лестничную площадку с подходом к лифту.

– Не бойся, слежки за мной нет, – усмехнулся Толик. – Светка твоя на работу побежала. Возле подъезда чуть лбами не столкнулись.