– Хлеб свежий? – скрипучий голос вывел новую продавщицу из утреннего транса.

– Каким ему быть, если час назад привезли? – отозвалась Ниночка, рассматривая через стекло витрины сморщенное старушечье лицо.

– Обязательно нагрубить надо пожилому человеку.

– Где вы грубость услышали? Какого вам хлеба?

– Никакого. Хамка! Где вас таких только рожают? Совсем совесть потеряли…

Старуха отошла от окошка и поковыляла дальше, разговаривая сама с собой.

Ниночка ошарашено взглянула на часы: начало девятого. Неплохо день начался, первый же покупатель облаял ее с собачьей выучкой, разве что ларек не пометил, а впереди двенадцать часов сидения-стояния в замкнутом пространстве на солнечном месте с теплой продукцией из пекарни. Она почувствовала, как по спине скатилась первая капля трудового пота. Тоска.

Покупатель шел неравномерно, то набегал толпой, создавая очередь, то тянулся единичными экземплярами, отвлекая продавца от созерцания модного журнала и телефонных сообщений, оповещающих о появлении мужа в зоне доступа. Ниночка с нетерпением ждала звонка, когда через раздаточное окошко прямо в нос ударил крепкий запах молотого кофе. В нескольких шагах от ларька к трамвайной остановке вместе с лавочками и прозрачным навесом от непогоды прилепился кофейный киоск. Умопомрачающий аромат эспрессо распространялся в душном воздухе со скоростью грозовой молнии, будоражил сонное сознание, щекотал нежные ноздри.

Ниночке после чашки наспех заваренного чая и вчерашних сырников очень хотелось поскорее проснуться, взбодриться и улыбнуться новому дню. И момент, когда она решительно прикрыла задвижкой раздаточное окошко, чтобы на минуточку заглянуть в кофейный киоск, оказался решающим в ее жизненном обустройстве, если не судьбоносным и заведомо предопределяющим.

Продавщица «кофе с собой» встретила посетительницу широкой улыбкой и уже открыла рот для затертого и успевшего набить оскомину приветствия, как глаза ее распахнулись от неожиданности, затем сузились, а яркие губы из улыбки плавно перегруппировались в легкую ухмылку. Ниночка оторопела лишь на секунду, два раза моргнула ресницами и внутренне вся сжалась, чтобы достойно выстоять неминуемый удар. Кофе перехотелось.

За прилавком стояла бывшая однокурсница по колледжу, Надя Шмякина, вернее, ее бледная копия, потому что от той самоуверенной, вечно недокрашенной блондинки с черными корнями волос ничего не осталось. К Шмякиной все четыре года обучения Нина испытывала сложные чувства, вплоть до ненависти и взаимной неприязни. Оснований для противостояния было множество, но все они шли не в счет по сравнению с общим объектом тайного воздыхания – Борисом Жгутом. Первая глаз на него положила Надька, а Нинка, придерживаясь отстраненной, можно сказать, безразличной внешней политики, тонкой манерой взяла да и отбила у первой красавицы целого курса завидного жениха.

– Вот так встреча, – очнулась от шока Шмякина, окинула посетительницу глубоким взглядом, поправила на груди съехавшие в сторону бретельки фирменного фартука. – Какими судьбами?

Миловидная улыбка, а главное, радость ее была до простоты естественной, с долей удивления и того детского восторга, когда встречаешь на улице давно позабытого, но желанного друга. Ниночке показалось, будто никогда и не было между ними соперничества, холодной войны, склочных дрязг и бабьей лютой зависти. Скрывать новое место работы тоже показалось чистым абсурдом, тем более именно сейчас, когда они находились на равном положении, а соседство рабочих мест было в шаговой доступности друг от друга.