– Не так громко, Уотерсон, – поморщился Шерлок Зай. – Енот да не тот.

– С чего вы взяли?

– Присмотритесь к следам повнимательнее. – Сыщик указал когтем на один из отпечатков. – У этого енота не хватает одного пальца на левой передней лапе.

– Действительно!

Нет, все-таки наблюдательность у меня нулевая. Ну что мне стоило сосчитать пальцы?

– Значит, мы выследим его и схватим?

– Угу. И спугнем всю шайку, – покивал Шерлок Зай, вертя в когтях болт.

– Да, идея так себе, – вынужден был признать я и сконфуженно потер шею крылом.

– Всегда нужно думать, а потом уж действовать, – назидательно произнес Шерлок Зай. – Активный инвалид никуда от нас не денется. Но торопиться с его поисками пока не следует – пусть считает, будто напугал нас до дрожи в коленках.

– Знаете, Шерлок, а ведь он действительно напугал меня, причем до дрожи.

– Глупости! – нахмурил брови Шерлок Зай и раздраженно повел ушами. – Идемте скорее домой, дорогой Уотерсон. Мне не терпится изучить болт и записку.

– Да-да, и еще погреться, – согласился я.

– Вы правы, коллега: и, разумеется, погреться.

Что ни говори, а вернуться домой – непередаваемое словами счастье. Особенно когда на улице трещит мороз. Уютное жилище, собственная комната, жаркий камин… О, камин! Чудо, великое творение, возможно, одно из величайших. В нем можно приготовить еду или обогреться возле него – здорово сидеть так, наслаждаясь волнами тепла, исходящего от костра, и взирая на пляску языков пламени…

– Уотерсон, вы что, заснули? – окликнул меня Шерлок Зай, вырывая из мира грез. – Я зову вас уже в третий раз.

– Простите, задумался.

Я повернулся к креслу, в котором, вертя в лапах добытую в лесу стрелу, развалился Шерлок Зай. Подле него на правом подлокотнике кресла лежала берестяная записка.

– Задумались? Тогда, может быть, потренируем вашу наблюдательность? – И он протянул мне увесистый болт. – Что вы можете о нем сказать?

Я принял болт, повертел так и этак, разглядывая со всех сторон, даже понюхал и лизнул. Стрела была короткой и довольно тяжелой, острый ее конец оказался хорошо заточен, даже блестит. На другом конце болта – оперение из желтоватых перьев с серыми поперечными полосками. Нижние их кончики – черные, распушеннные, к верху серые полоски постепенно темнели, сливаясь в сплошное черное пятно на самом верху.

– Стрела очень острая, – я потрогал заточенный кончик.  – Ей можно прошить насквозь. Что еще? Перья мне тоже знакомы: они могут принадлежать сове или филину.

– Скорее, филину, – кивком подтвердил мою догадку Шерлок Зай. – У сов полоски чернее и четче выражены.

– Возможно, – не стал спорить я. – Стрела, то есть болт – металлический.

– И это все?

– А что же еще?

– Хорошо. – Шерлок Зай недовольно прянул ушами и протянул лапу. – Дайте-ка болт.

Я с грустью и ощущением неловкости вернул его.

– Он действительно сделан из металлического прута. Но каково его происхождение?

– Откуда же мне знать! – пожал я плечами.

– Взгляните повнимательнее на задний конец болта. – Шерлок Зай наклонился вперед и подсунул мне под самый клюв стрелу. – Видите? Краешек прута более светлый. И с другой стороны то же самое. О чем это говорит?

– О чем же? – спросил я, недоуменно наморщив лоб.

– О том, что, скорее всего, болт раньше был частью клетки с деревянным каркасом. Дерево предохранило кончики прута от воздействия воздуха и влаги, и они почти не окислились, как остальная его часть.

– Поразительно! – взмахнул я крыльями, невольно восхитившись талантом моего друга делать выводы. – А ведь и правда!

– Далее мы видим, что кончик болта еще не утерял своего блеска. К тому же заточен он очень небрежно, из чего можно заключить, что болт готовили в большой спешке и, вероятно, именно для нас. А о чем говорят перья филина, коллега?