Остановка по требованию, нажмите на кнопку.

Гаврил живет в Айви-сити, в обновленном лофте на углу Фенвик и Оки, рядом возвышаются склады и заброшенные дома, на углу – «Старбакс» и закусочная. Дом Гаврила размалеван граффити, заляпан листовками с рекламой концертов группы «Кафка», давным-давно прошедших, и фотографиями грибовидного облака над Питтсбургом. А также предлагают секс с мужчинами и дешевые номера в отелях на час. Надпись краской: «Погибший на пути Аллаха становится мучеником». По ВВС играет американский гимн и показывают былой Питтсбург и нынешний, вид сверху: радиоактивный бурьян и черное нутро зданий. Но стрим дергается и перезагружается, потому что сбоит система безопасности моей Начинки. В большей ли мы безопасности сейчас, чем десять лет назад? Я нажимаю на звонок квартиры.

– Kdo je to?

– Это Доминик.

– Минуточку.

Каждый раз, когда я прихожу, тут полно подружек Гаврила и студентов, поэтов и нюхающих кокаин политиков; на диванах валяются фотомодели; редакторы и деловые партнеры бесцельно слоняются по квартире; актеры делают на кухне бутерброды. В общем, бог знает что за публика, здесь вечно негде сесть, постоянная тусовка. Гаврил – мой двоюродный брат, сын маминой сестры. Он вырос в Праге и к семнадцати годам стал подающим надежды художником, даже выставлялся на ярмарке в Базеле, но после случившегося в Питтсбурге бросил все, чтобы быть рядом со мной в Штатах. Я люблю его за это, да и вообще за все. Приехав сюда, он забросил искусство и стал фотографом-фрилансером в индустрии моды. И неплохо преуспел.

Дверь открывает одна из девушек Гаврила, грациозная блондинка ростом почти с меня, такая белокожая и худая, что кажется прозрачной. Сколько ей? Двадцать? Двадцать один? На ней футболка «Манчестер Юнайтед» размера XXL, подпоясанная как платье, и больше ничего, сквозь тонкую ткань просвечивают розовые соски.

– Что это за фигня с Фростом[4]? – спрашивает она.

– Ты англичанка, – отмечаю я, и она закатывает глаза.

Ее профиль – явная фальшивка: Твигги, родилась 19 сентября 1949 года. Профессия – инфокоммуникации. Но спонсорство от American Apparel подлинное, на профиле красуется защищенный копирайтом лейбл.

– Я задала вопрос, – говорит она. – Фрост? Ты что, прикалываешься?

– Ты наверняка поэтесса. Гаврил упомянул, что ты можешь здесь оказаться.

– Он говорит, что читает Фроста ради поиска вдохновения для рекламной кампании Anthropologie. Я сказала ему, что если нужны пасторальные образы, то лучше уж Вордсворт[5], чем Фрост, но ты все равно подсовываешь ему не то чтиво.

– Вордсворт? Господи Иисусе, не забивай ему голову этой ерундой. Ты студентка?

– Джорджтаун, – говорит она. – Степень по американскому модернизму двадцатого века. Специализация – Сильвия Плат[6].

– «Любовная песнь безумной». Мне нравится это стихотворение.

– Жаль, что у нее не было Начинки, – говорит Твигги, – отвлеклась бы от того дерьма, на котором зациклилась. Она была эффектной девушкой, ей отлично бы подошла модификация «Мадемуазель».

– «Я закрываю глаза, и все рождается вновь», – перевираю я цитату.

– Гаврил так и говорил, что я тебе понравлюсь.

Никогда не заканчивающаяся вечеринка сегодня утром какая-то вялая, только квартет тусовщиков перекидывается картишками за кухонным столом, курит и ест яичницу. Твигги присоединяется к еще одной девице, брюнетке, играющей в «Удар Майка Тайсона». Мебель сдвинута к стенкам, Тайсон подскакивает, набычившись. Брюнетка в обтягивающем костюме и высоких гольфах энергично боксирует и взмахивает ногами, она настолько по-модельному тощая и долговязая, что выглядит как дергающийся в припадках смеха скелет.